Реинкарнатор - [7]

Он уже пострадал от новоявленных российских антисемистов они его собаками кусали, печатать его отказываются. А что касаемо партбилета, то тут еще надо посмотреть, нет ли каких закрытых постановлений Центрального Комитета нашей партии, которые позволяли иностранному гражданину состоять в ее рядах. Выступление Владимира Дмитриевича потрясло всех до такой степени, что многие из присутствующих тут же проголосовали на всякий случай «за», хотя никто не мог сказать, за что же именно он проголосовал.

После этого к Маковецкому накрепко прилипла кличка «пролетарий от пера». Некоторые даже шутили, что Маковецкому нечего терять, кроме своего пера. А иные, пугливо оглядевшись, быстрым шепотом добавляли, что ежели перо им будет все-таки утеряно, то большой беды в том не будет и литература эту утрату переживет, не проливая особых слез.

Но странности странностями, а на Центральное кладбище Владимир Дмитриевич все же поехал. Чувствовал — пора!

Дьякон Михаил оказался тридцатилетним рыжебородым мужчиной с редкими, но длинными волосами и неожиданно басовитым голосом. Черная ряса на нем была в перхоти и табачном пепле, а в некоторых местах попросту прожжена. Голубые пронзительные глаза дьякона смотрели поверх собеседника, словно за плечами Маковецкого дьякон видел если не самого Бога, то не меньше чем архангела, и отвлекаться на поэта не считал необходимым. Однако привет от старца Евлампия спустил дьякона на грешную землю.

— Я так понимаю, что тебе душеприказчик нужен? — задумчиво прогнусил дьякон. — Решил о душе подумать? Что ж, правильное решение и… — дьякон нехорошо усмехнулся, — своевременное. Сестра, — позвал он какую-то старушку из числа церковных активисток. — Пройдись погляди, может. Ловкач на месте?

— Я в долгу не останусь, — легко и привычно намекнул Владимир Дмитриевич.

— Все мы в долгу перед Господом, — строго сказал дьякон Михаил и указал собеседнику на большую церковную кружку. — Не скупись, сын мой, у нас здесь запросто, можно и баксами.

Скупиться на глазах у старух из церковной общественности было невозможно, и Маковецкий, холодея от сожаления, опустил в кружку две сотенные бумажки.

— Здесь он, батюшка! — вернулась с кладбища посланница. — Идет! Я ему сказала: «Иди, Ловкач, тебя отец Михаил кличет». Так он все сразу бросил и пошел. «Я, — говорит, — хоть и особой работой занимаюсь, слугу Божьего ждать не заставлю!»

Душеприказчик Ловкач оказался кладбищенским рабочим. Был это плечистый и крепкий мужчина лет тридцати пяти, небритый и в солдатской форме без погон и ремня. На нечищенных кирзовых сапогах его желтела кладбищенская глина.

— Пришел? — с ухмылкой спросил он. — Я тебя раньше ждал. Еще бы неделька…

Договор был составлен по всей форме и заверен дьяконом. По этому договору душеприказчик получал откупные, а царицынский поэт Владимир Дмитриевич Маковецкий после кончины душеприказчиком передавался (продавался) по согласию сторон городскому реинкарнатору и получал возможность обрести себя в новой жизни…

— Когда родились? — спросил душеприказчик и, получив ответ, быстро что-то посчитал на измятом клочке бумаги. — В четвертом рождении, — сказал он.

В последний рабочий день последующей недели Владимир Дмитриевич почил вечным сном. Сидел он в рабочем кабинете, перечитывал кое-что из своего недавно изданного избранного, неожиданно ему стало немного нехорошо, а потом совсем плохо, и со словами «Не надо было соленые огурцы к пиву брать!» царицынский классик приказал всем долго жить.

На панихиду ждали Жухрая, но губернатор был занят с китайцами из провинции с труднопроизносимым названием. Вместо него на церемонии присутствовал заместитель Игорь Дмитриевич Куретайло, при одном взгляде на которого каждый понимал, что имеет дело с жуликом, а после второго более внимательного взгляда становилось ясным, что это не рядовой. Заместитель губернатора приехал с пышным лавровым венком и сказал прочувствованные слова а под конец своей речи пустил крупную и прозрачную слезу и облобызал вдове руку. «Поможем! Сохраним память о выдающемся поэте!» — выкликал он, хотя ясно было, что забудет, едва лишь ступит за порог кафе, где справлялись поминки, а уж помощи от него дождаться вообще невозможно даже при самом благоприятном раскладе.

Руководство Царицынской области поместило в «Царицынской нови» обширный некролог, заслуженные долгим и упорным трудом медали Владимира Дмитриевича Маковецкого, как это и положено было, несли перед гробом, а в последних словах своих соратники по литературному труду говорили только хорошее. Правда, окаянная писательская молодежь поминала руководителя долго и охотно. Даже когда писательская тризна завершилась, творческая молодежь продолжила это увлекательное занятие на свои кровные денежки.

Игорь Дмитриевич Куретайло выпил с литераторами положенное количество официальных рюмок и ушел из местного отделения Союза писателей со стопкой книг с автографами, которые ему охотно давали жаждущие новых книжек писатели. Книги заместитель губернатора ссыпал в багажник, а сам, усевшись в машину, некоторое время недоуменно разглядывал водителя, потом нетвердой рукой полистал записную книжку.