Регистраторша ЗАГСА - [7]

Насмотришься на пленных, и закипающая в груда обида, боль и досада рождает не один вопрос: почему целые части попадают в окружение, почему армия наша, такая могучая и многочисленная, сдает врагу город за городом?

7 ноября

Сегодня — знаменательный день. Наш любимый праздник — 24-я (годовщина Великого Октября. Дата, которую свято хранишь в памяти и теперь отмечаешь сердцем. Праздник, который в эти черные дни вызывает наиболее светлые воспоминания, становится еще более родным и укрепляет веру в возвращение всего самого дорогого.

Настроение у нас торжественное и праздничное, хотя тянутся тревожные дни — миновал второй месяц оккупации. Что будет с нами завтра?

Мы ко всему готовы.

День сегодня серый, непрестанно сыплет дождь со снегом; голодный, скучный день. Ни единого луча солнца! И тем не менее он сегодня какой-то обнадеживающий, сурово-спокойный.

После двухмесячного пребывания немцев в Киеве хлеб полностью исчез. Его видим лишь во сне. Снится-то хлеб, а спать не дают кошмары войны. Глядишь на закопченные остовы кирпичных зданий, на обгорелые стропила деревянных домов, на кучи изуродованного железа и бетона, и тебе кажется, что сейчас еще стоит душераздирающий стон тех, кто угодил тут под бомбы или мины…

Промчалась, а не прошла вчера улицами, по которым так любила ходить. Ни одну из них не узнала. Даже мурашки пробежали по спине, когда раздался чей-то голос:

— Скажите, как называлась эта улица?

— Свердлова, — уныло ответил кто-то.

…Падает и падает липкий снег с дождем. На улицах — ни души. Трамвайное движение прекратилось сегодня в два часа. С двух часов дня какое бы то ни было движение по улицам запрещено.

Тишина могильная.

Ни взрывов, ни пожаров. Город притих, затаил ненависть.

…На Красной площади, на здании «Киевэнерго», порывистый ветер треплет белое полотнище с черной свастикой.

Ветер не перестает пренебрежительно плевать дождем, хлестать снегом. Ну и разошелся же он сегодня!

12 ноября

Утро было с морозцем, с легким налетом инея на крышах. Но днем установилась прекрасная погода поздней-поздней осени. Звонкий и сухой воздух. От снега и следа не осталось.

Поразительно: к чему солнце, когда так хочется есть?

Домашние разошлись, а мать варит какой-то суп. И отчего это он, «нисчемный», так долго варится? Эх и изголодались же. Мы до того изнеможены, что нет сил тащить на плечах зимнюю одежду. Но больше всего терзают душу дети. Маринке седьмой (год, она уже кое-что понимает, но молчит, только глаза ее, большие черные глаза, печальные и голодные, а потому невероятно страшные, донимают и тупым ножом режут сердце. Юрик же и Василек, которым по два с половиною года, ничего не могут понять. Они знают лишь одно:

— Хлеба!

— Печенья-а-а…

Мама обещает им к супу по большому куску «печенья», по «поныку-боныку» из тертой картошки, только бы молчали; у нее руки дрожат от их скулежа, и «поныки» портятся…

Маринка слоняется (где-то во дворе, чтобы избежать общества мальчиков, которые ее буквально извели. Она комично выражает им свое негодование: «Столько голодаете, а еще не научились голод терпеть!»

После приказа от 20 сентября «немедленно всем явиться на место прежней службы и приступить к работе» списки всех учителей передали в так называемый отдел культуры и просвещения Куреневской управы инспектору «пани» Шкроб.

Вчера узнала, что без моего ведома меня, в числе других учителей с законченным высшим образованием, «запланировали» в… гимназию, 8-ю мужскую реальную гимназию, которая будет помещаться в бывшей 123-й средней школе. Ответила на это назначение молчанием, так как уверена, что никакой гимназии, даже обычной школы, не будет. Все это делается лишь для того, чтобы создать впечатление о якобы «культурных мероприятиях» «освободителей», проводимых даже в «военное время». Отказываться от преподавательской работы не стала: не следует навлекать на себя подозрение тех, кто втихомолку следит сейчас за учителями.

Справка о том, что состоишь на службе в бездействующем учреждении, дает тебе право спокойно пройти по улице и не быть схваченным для работы на мостах или на железной дороге. В школу (то бишь в гимназию) надо приходить ежедневно, зарегистрироваться и отсидеть полдня в холодном, с выбитыми окнами помещении. (Вдруг да заявятся ученики «записаться» в это интересное, видите ли, очень нужное сейчас (кому?) учреждение. О зарплате рекомендовали и не думать, ведь она может быть лишь в «действующей гимназии» (то есть в реально существующей). Но зарплатой никто и не интересуется, так как деньги сейчас ничего не стоят. Все, как только могут, откручиваются от посылки на мосты и железную дорогу. Что дальше будет, увидим. Пока что дежурим и мерзнем по очереди в разбитой и разграбленной школе. Сегодня состоялся «педсовет». Вопрос один: как не умереть с голода? Кто-то из учителей где-то прослышал, что в отделе снабжения городской управы можно выхлопотать наряд на картошку, но доставлять ее нужно собственными силами, своим транспортом.

Картошка! Хоть бы разик поесть ее вволю. Картошка — единственное подспорье пленных, которые едва держатся на ногах, картошка — это 95 процентов лексикона всей интеллигенции, которая еле шевелит посиневшими губами.