Реформы и реформаторы - [51]

У нас людей не берегут. Тирански собирают с бедного подданства слезные и кровавые подати. Вымыслили сборы поземельные, подушные, хомутейные, бородовые, мостовые, пчельные, банные, кожные и прочие – им же несть числа. С одного вола по две, по три шкуры дерут, а не могут и единой целой содрать, и, сколько ни нудятся, только лоскутье сдирают. Того ради никакие сборы и не споры, а люди все тонеют. Мужику, говорят, не давай обрасти, но стриги его догола. И так творя, все царство пустошат. Оскудение крестьянское – оскудение царственное. Правители наши за кроху умирают, а где тысячи рублев пропадают, ни за что ставят.

На пиру Иродовом едят людей, а пьют кровь их да слезы. Господам и до пресыщения всего много, а крестьянам бедным и укруха хлеба худого не станет. Сии объедаются, а те алчут.

Русские люди в последнюю скудость пришли. И никто не доводит правды до царя. Пропащее наше государство.

* * *

Нам, русским, не надобен хлеб: мы друг друга едим и сыты бываем.

* * *

Бояре – отпадшее зяблое дерево. Боярская толща царю застит народ.

* * *

Куда батюшка – умный человек, а Меншиков его всегда обманывает.

* * *

В правителях все от мала до велика стали быть поползновенны. Древние уставы обветшали, и новые ни во что обращаются. Сколько их издано, а много ль в них действа? И того ради все по-старому. Да и впредь не чаю ж проку быть.

Когда по указу родшего мя в Новгородском уезде леса на скампавеи[23] рубил, говорил с крестьянином села Покровского Ивашкою Посошковым о земском соборе и о народосоветии: подобает-де выбрать всякого звания людей и крестьян, в разуме смысленных, дабы сочинить новую книгу законов, всем народам освидетельствовав самым вольным голосом. Понеже разделил Бог разум в людях на дробинки малые и каждому по силе дал. И маломысленными часто вещает волю и правду свою. Унижать их душевредно есть. Того ради без многосоветия и вольного голоса быть царю невозможно.

* * *

О должности царской.

Не на свое высокоумие полагаться, но о земле и народе, о странах и селах печаловаться; и любовь, и всякое попечение, и рассмотрение, и заступление иметь о меньшей братии Христовой, понеже суд великий бывает на великих и сильных. Меньший прощен будет; крепких же крепкое ждет истязание.

Сие весьма помнить, ежели дает Бог на царстве быть.

* * *

На день великомученика Евстафия праздновали кумпанию и гораздо подпияхом. Лики со тимпанами были. Жибанде глаз подбили да Захлюстке вышибли зуб. А я ничего не помню, едва ушел. Зело был удовольствован Бахусовым даром.

* * *

В Рождествене оставался один дома. Прошли дни, как воды протекли. Ничего, кроме тихости.

* * *

Время проходит, к смерти доводит – ближе конец дней наших.

Тленность века моего ныне познаваю,

Не желаю, не боюсь, смерти ожидаю.

Подпияхом отчасти.

* * *

Сопряженная мне (Примечание Арнгейм: так царевич называет свою супругу, кронпринцессу Шарлотту.) имеет во чреве.

Еремка, Еремка, поганый бог! От юности моея мнози борют мя страсти. В окаянстве других обличаю, а сам окаяннее всех.

Афросинья. Беззаконья мои познах и греха моего не покрых. Отяготе на мне рука твоя, Господи! Когда прииду и явлюся лицу Божию? Быша слезы моя хлеб мне день и нощь, желает и скончевается душа моя во дворы Господни.

С Благовещенским протопресвитером, духовным отцом нашим Яковом, куликали до ночи. Пили не по-немецки, а по-русски. Поджарились изрядно.

Афроська! Афроська! (Примечание Арнгейм: следует непристойное ругательство.)

* * *

Из Полтавской службы стих на литии: Враг Креста Господня – пели явно при всех, на подпитках, к лицу Феодосия, архимандрита Невского.

* * *

Дивлюся батюшке: за что любит Федоску? Разве за то, что вносит в народ люторские обычаи и разрешает на вся? Сущий есть афеист, воистину враг Креста Господня!

* * *

Экого плута тонкого мало я видал! Политик, зла явно не сотворит; только надобно с ним обхождение иметь опасное и жить не явно в противность, но лицемерно, когда уже так учинилось, что у него под командою быть.

* * *

Жалость дому твоего снедает мя, Боже! Убоялся и вострепетал, да не погибнет до конца на Руси христианство!

* * *

Федоска-ересиарх и ему подобные начали явно всю Церковь бороть, посты разорять, покаяние и умерщвление плоти в некое баснословие вменять, безженство и самовольное убожество в смех обращать и прочие стропотные и узкие пути жестокого христианского жития в стези гладкие и пространные изменять. Всякое развратное и слабое житие иметь учат смело, ни в чем греха не признают, все у них свято, и сим лаяньем любителей мира сего в таковое бесстрашие и сластолюбие приводят, что многие и в эпикурские мнения впали: ешь, пей, веселись – по смерти же никакого воздаяния нет.

Иконы святые идолами называют, пение церковное – бычачьим рыком. Часовни разоряют, а где стены остались – табаком торговать, бороды брить попустили. Чудотворные иконы на гнойных телегах, под скверными рогожами, нагло во весь народ ругаючись, увозят. На все благочестие и веру православную наступили, но таким образом и претекстом, будто не веру, а непотребное и весьма вредительное христианству суеверие искореняют. О, сколь многое множество под сим притвором людей духовных истреблено, порасстрижено и перемучено! Спроси ж, за что? Больше ответа не услышишь, кроме сего: суевер, ханжа, пустосвят негодный. Кто посты хранит – ханжа, кто молится – пустосвят, кто иконам кланяется – лицемер.