Реформы и реформаторы - [195]

Имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют на конкретном примере жизни небольшого города Бежецка представить жертвы модернизации. Все посадское население города, включая женщин и детей, насчитывало в петровское время примерно 1600 человек. При этом на протяжении всей первой четверти XVIII в. в город постоянно приходили требования о посылке различных мастеровых людей, прежде всего кузнецов, а также просто посадских людей для службы в таможнях, кружечных дворах, «к провиантским делам» и т. д. Горожане, как могли, пытались саботировать эти требования, а центральные власти постоянно выражали недовольство как числом посланных, так и их способностями. В одном из указов 1716 г. о посылке кузнеца на работу в Вышний Волочок читаем: «…прислали вы кузнеца… самого плохово и дряхлово, слепа и глуха, который сказал, что уже з десять лет не кует и не токмо молотом бить, но и ножа в руках держать не может». Несколькими месяцами ранее на требование прислать трех кузнецов бежецкая ратуша отвечала: «…помянутых кузнецов трех человек з Бежецкого посаду за малолюдством выслать некого, понеже по переписи 1709 году в Бежецке на посаде написаны кузнецов осьмнадцать человек, а свободных тольки пять человек и те старые и скорбные и к тому делу незаобычайные». В ответ на повторный запрос уточнялось, что из числившихся в 1709 г. восемнадцати кузнецов пятеро умерли, еще восемь уже были заняты на городовых службах в Петербурге и в самом Бежецке, после чего повторялась характеристика оставшихся пяти[114].

Как и из других городов Центральной России, из Бежецка людей насильно переселяли в Петербург. Точных сведений о числе таких «переведенцев» нет, но известно, что лишь в 1714 г. были переселены шесть семей, из которых две были семьями «первостатейных», т. е. наиболее состоятельных, жителей. Примечательно, что государство отнюдь не собиралось брать на себя расходы по переезду переселенцев в Петербург, а перекладывало их на плечи населения. Отправляя в новую столицу своих земляков, оставшиеся горожане должны были собрать для них деньги на постройку новых домов, а дело это было совсем не легким.

Два года спустя, в 1716 г., последовал указ о высылке «на вечное житье» в Петербург «кузнецов к артиллерии». Среди прочих выбор пал на посадского кузнеца тридцатилетнего Якова Демина. Вместе с женой и отцом он скрылся из дома, но, по-видимому, был пойман и предназначавшейся ему участи не избежал. В Петербурге кузнец прожил недолго: в документах за 1723 г. имеются сведения о его смерти. Другой бежецкий кузнец еще в 1709 г. был отправлен на работу в Таганрог, но умер по дороге, так и не добравшись до места назначения. В армию с 1706 по 1723 г. попали 45 горожан, и это при том, что в первые годы после введения рекрутской повинности жители Бежецка пытались избежать ее, нанимая вместо себя «гулящих людей» и крестьян[115].

Насильно переселяя провинциалов в Петербург, власть, естественно, стремилась к тому, чтобы это были люди самые состоятельные и самые работоспособные. К примеру, один из царских указов 1714 г. предписывал переселить по 300 семей купцов и мастеровых. Петр I «хотел, чтобы новая столица заселялась не просто кем придется, а “высококачественным” населением: с одной стороны, людьми богатыми и многодетными (чтобы были продолжатели отцовского дела), с другой – квалифицированными работниками»[116]. Однако очевидно, что таким образом другие города России обрекались на жалкое существование в тени Северной Пальмиры. При том что власть и так была сосредоточена в центре, это создавало ту оппозицию центра (столицы) и провинции, которая в значительной мере определила русскую историю последующего времени.

Судьбы первых петербуржцев, вынужденных заново организовывать свою жизнь в еще не обжитом месте, в чужом окружении и в непривычных условиях, складывались по-разному. У кого-то из них именно в этих необычных обстоятельствах обнаруживались способности, энергия и предприимчивость, которые в иных условиях, возможно, никогда не реализовались бы. Другие, как, например, вологодский купец Иван Рыбников, разорялись и даже становились на путь преступлений, заканчивая свою жизнь в тюрьме или на каторге[117]. Нередко переселение в Петербург или вынужденное участие в каких-то затеях царя-преобразователя вело к распаду семей: «Женщины часто оказывались покинутыми и не знали о судьбе своих мужей. Мужья могли быть беглыми, посланными в армию, уехавшими на заработки, посланными в Петербург, в Азов, за границу, на каторгу и проч.»[118]. Поскольку законный развод при этом был крайне затруднен, люди прибегали к нелегальным способам. Широкое распространение в это время получает двоебрачие, причем Петербург «оказывался исключительно удобным местом для двоебрачия – здесь никто никого толком не знал, обмануть священника при венчании было нетрудно»[119].

Общему «падению нравов» способствовало перемещение по стране огромных масс людей, их отрыв от естественной для них среды обитания, а значит, и от привычных норм поведения (их соблюдение контролировалось городской или сельской общиной, к которой принадлежал человек). Документы того времени свидетельствуют, что внебрачные связи возникали по большей части не между мужчинами и женщинами, принадлежавшими к одной и той же общине, но между местными жителями и приезжими – военными, чиновниками, торговцами, работниками и т. д. Понятно, что Петербург, где приезжими были все, где никакие традиционные – родственные, соседские, хозяйственные – связи еще не были налажены, где много мужчин оказывались надолго оторванными от своих семей, создавал в этом отношении особенно благоприятную среду.