Рефлекс убийцы - [60]
Махлакова лукаво прищурилась, закусила губу:
— А знаете, Надежда Прохоровна, оказывается — приятно. Найти такого собеседника, поговорить обо всем без утайки, без прикрас — как есть. Наизнанку вывернуться. Вы ведь не расскажете никому, правда?.. — Умоляюще, ерничая, сложила ладони лодочкой перед грудью. — Вы ведь сохраните мою тайну?.. Не предадите Аню?..
Засмеялась самодовольно:
— Не предадите! Нет. Все унесете с собой. — Снова села близко-близко к «умирающей» бабушке, заглянула в глаза. — А хотите, я расскажу вам, как все начиналось?.. Хотите? Может быть, вы думаете, я порочная такая? Мерзавка, да?..
Лицо Шакиры исказила горестная гримаса.
— Я их всех ненавижу. Знаете, какая у меня в школе кличка была?.. Плоскодонка. Анька Плоскодонка! Они все уже вымя третьего размера отрастили, а я — Плоскодонка!..
Старое прозвище нынешняя Лукреция буквально выплевывала, с капельками слюны, с шипением, с брезгливостью… Несколько минут пыхтела, вспоминая школьные обиды. Надежда Прохоровна очень хорошо представила издевательства неумных одноклассников…
Не повезло девчонке со школой. Поди, не самая простая девочка была, и школа наверняка престижная…
А вон как вышло. Плоскодонка. С уроков физкультуры сбегала, компоты в портфели пышногрудых одноклассниц выплескивала…
— …А знаете, чем все закончилось? Встретила я мужа Таньки Грушиной, уложила в койку, тот о буферах родимой супруги и не вспомнил! Мои ноги целовал, о свиданиях молил… Грушина к тому времени растолстела, как племенная корова, Гайский к ней неделями не прикасался!
Фамилия Гайский всколыхнула память Надежды Прохоровны. Оказывается, второй жертвой Лукреции был муж бывшей одноклассницы.
Может быть, и остальные жертвы глубоко привязаны к ней скрытыми ниточками?..
Хорошо бы подольше поболтала. Глядишь, во всех остальных убийствах перед камерами как на духу признается…
Интересно только, почему она, ненавидя женщин с пышными формами, мужиков-то убивала?..
Лукреция резко встала на ноги, прошла к серванту, где за дверцей прятались коньяки и виски, плеснула себе немного из бутылки с пятью звездами…
Повращала коньяк по стенкам пузатого бокала, принюхалась, все так же не отрывая глаз от «умирающей» старушки…
— Я не более порочна, чем они все, — сказала уверенно. — Я просто более храбрая. Все вообще как шутка начиналось…
Анна села теперь в противоположное кресло, перекинула ноги через подлокотник и, продолжая наслаждаться ароматом коньяка, продолжила рассказ:
— Приехал Федька из Лондона. Богатый, важный, женатый… Смешно. Кисель любил. Я вспомнила, как один кент говорил, что им в армии в кисель бром добавляли, чтобы по девкам не бегали… — Прыснула. Прямо в бокал с коньяком. — Вы не представляете, как было весело! Федька жену из Англии ждет, неделю грамотно питается — готов наследника делать… — Снова прыснула. — А у самого — «на полшестого». Вы не представляете, Надежда Прохоровна, какая умора была! Вайолет с зеленым лицом, Федька бледный, перед иконой клянется, что по девкам не шастал…
Анна повернулась в кресле, так потянувшись всем телом к Надежде Прохоровне, что той показалось, сейчас не удержится — на пол свалится.
Но физическая форма у девочки приличная была, висела долго, пока, хихикая, докладывала о первых экспериментах с химическими веществами:
— А тут я под боком! — мотнула бокалом. — Молодая, красивая, всегда с афродизиаком наготове. — Словно умирая от смеха, закатила глаза. — Вы не представляете, что было! Жена приезжает, у Федьки «полшестого», Анечка по дому в маечке гуляет — мужика прет, как дикого бизона! Он чуть не чокнулся — что происходит?! На Вайолет никакой реакции, на меня реакции — в полный рост! А все почему? — Анна, выпрямившись, значительно подняла вверх указательный палец. — А потому, что вся наша жизнь — это химия, биохимия и рефлексы. И большие титьки тоже вызывают сексуальное желание совершенно рефлекторно — эта женщина способна вскормить потомство.
В глазах убийцы мелькнула настоящая грусть.
Как в школе девочку-то затуркали! До сих пор на населении отыгрывается!
Но жалеть ее было не за что. Всяких женщин повидала Надежда Прохоровна: колченогих бедняжек, горбатеньких… И никто из них за глупые насмешки не мстил. Самой доброй на памяти Нади Губкиной была тетя Зина, которой еще на войне половину лица осколком мины снесло…
А эта? «Нашутившись» с бромом и африканскими снадобьями, отправилась людей убивать.
Лукреция печально оглядела когда-то могучую грудь Надежды Прохоровны, вздохнула:
— И все-таки противно. Несмотря на все рефлексы. Стоит только вымя нацепить, кобели в очередь становятся…
Понятно. Надежда Прохоровна вспомнила, как Суворин рассказывал об отравительнице — скорее всего, она использует «жировые костюмы» и накладную грудь, представила озлобленность этой фурии: на титьки клюнули, а раздеться нельзя! И поняла, почему та травила все-таки мужиков.
