Рефераты для дурёхи - [19]

И наконец, последнее. В действие трагедии вступает еще один правдивый персонаж – Смерть. Она, наряду с персонажем, именуемым Театр, и рука об руку с ним, вправляет сустав мира на свое место. Кажется, что в финале трагедии Смерть косит своей косой всех подряд, без разбора, правых и виноватых. Но, в действительности, это не так.

Умерщвлены Клавдий, Розенкранц и Гильденстерн. Их настигает возмездие. Погибает Лаэрт от отравленной им же самим шпаги: он нарушил законы чести и рыцарского поединка – значит, по заслугам наказан своим же собственным злым деянием, в чем признается Гамлету перед смертью. Смерть заставляет его изнутри осознать гибельность своего бесчестного поступка.

Сходит с ума и тонет Офелия. Она умирает целомудренной девушкой, почти монашкой (именно в монастырь посылает Офелию Гамлет). Смерть с виду слишком жестоко расправляется с девушкой. Впрочем, ни зритель, ни читатель не воспринимают смерть Офелии в качестве возмездия за предательство любви. Ее безумие по-детски беззащитно и наивно поэтично. Она не борется с жизнью, как Гамлет, не бросает ей вызов: она погибает, точно цветок, тонущий в волнах бурного потока. Смерть выступает здесь как умиротворяющая хаос и милосердная природа, как очищающая стихия, которая смывает с Офелии ее земные грехи и несовершенства. Природа будто бы заранее знает, что должно увянуть и умереть в ее недрах, а что – вырасти и плодоносить.

Умирает Гамлет. Он – карающий меч ада, все-таки осуществивший возмездие на земле. Он – орудие, он же и мститель. Он восстановитель справедливости, он же и гибнет, как врач, очертя голову бросившийся на защиту отравленного ядом больного, высасывая из раны мира подмешанную дьяволом белену зла. Его смерть – жертва собой во имя добра и победа над злом. Не будь его смерти, не было бы победы добра. Смерть Гамлета играет роль античного катарсиса. Без смерти как факта трагедии не могло бы быть очистительной эмоции зрителя и читателя. Без Смерти как персонажа не могло бы произойти вправления сустава земного мира на место в теле сотворенной Богом природы, равным образом и гармонично соединяющей материальное и духовное, земное и небесное. Гамлет из “квинтэссенции праха” снова поднимает человека на подобающее ему место образа и подобия Божьего. Он, подобно Христу, гибнет во имя жизни и воскрешения человека из тленной плоти. Гамлет своей смертью попирает закон праха: внутреннее благородство и достоинство, присущие Гамлету, особенно зримыми делает его смерть. В ее свете он предстает, как ни парадоксально, “венцом вселенной”, каким, собственно и должен быть человек.

Остается в живых Горацио, которому Гамлет запрещает допивать чашу с ядом: он не вовлечен в трагическую историю борьбы добра и зла в Датском королевстве. Он должен исполнить другую роль – рассказчика (читай: роль актера, следовательно, истинную роль), или, иначе, осведомителя мира, то есть роль неискаженного зеркала.

Остается в живых Фортинбрас, который, в отличие от Гамлета, не опален огнем ада и не раздвоен на бессмертное существо и “квинтэссенцию праха”. Он един и гармоничен, он благороден и прост, он сын и воин, пускай даже его воинственность (поход на Польшу через земли Датского государства), на взгляд Гамлета, выглядит с точки зрения вечности узколобой недалекостью:

Двух тысяч душ, десятков тысяч денег

Не жалко за какой-то сена клок!

Именно Фортинбрасу Горацио отдает голос Гамлета. Он, по праву истинного (не шутовского) короля, должен окончательно восстановить расшатавшийся сустав века, освободить Данию от зла, сломав решетки и сорвав запоры с тюремных дверей Дании-тюрьмы.

1.2 Гамлет глазами Офелии, или Офелия уже мертва

Любителям Шекспира известна пьеса Томаса Стоппарда в переводе Иосифа Бродского «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Драматург придумал необычный прием: показать все происходящее в датском королевстве глазами мнимых друзей Гамлета по виттенбергскому университету Розенкранца и Гильденстерна. Их участь с самого начала пьесы предрешена, и зрители, знакомые с шекспировским «Гамлетом», с интересом ученых-экспериментаторов наблюдают за метаниями героев, отлично зная, что Розенкранц и Гильденстерн неуклонно и неотвратимо двигаются к своей гибели.

Этот прием показался мне очень остроумным, и я применила его к Офелии – героине трагедии, образ которой для меня представляет загадку. «Гамлет глазами Офелии» – вот тема для размышлений вполне в духе самого Шекспира. Ведь пьеса Шекспира строится на поразительном непонимании между героями: каждый персонаж как будто не хочет слышать и понимать другого, всякий из героев «Гамлета» живет в своем замкнутом мире и твердит о своем. Офелия не исключение. Она, так же как Полоний, как Лаэрт, как Гертруда, как самозваный король Клавдий, нисколько не понимает Гамлета. Да и в общем-то его мудрено понять, потому что Гамлет встретился с призраком, пришедшим к нему из могилы, из загробного мира. Гамлет теперь одной ногой на земле, другой – в могиле. Эта загадка непосильна для простодушного ума Офелии.

Есть и другая странность. Офелия считается, и это признано всеми, одним из самых тонких, поэтических женских образов в мировой литературе, наряду с гётевской Маргаритой, шекспировскими же Джульеттой, Корделией, Дездемоной, Кармен Проспера Мериме. Но почему это так? Что хорошего в Офелии? По существу, она предательница Гамлета и шпионка отца. По приказу Полония она пытается обмануть своего возлюбленного. Конечно, она, скорее, пассивное орудие зла, но, потворствуя низости Полония, Офелия соглашается участвовать в подлой интриге, смысл которой – уничтожить Гамлета. Другими словами, она оказывается сыром в мышеловке. В ловушку, расставленную отцом на наживку – Офелию, – должен попасться Гамлет, и тогда его, расслабленного любовью, легко будет умертвить. Наверняка же Офелия догадывается, что смерти Гамлета больше всего хочет сам король, потому что любимый народом Гамлет для него все равно что бельмо в глазу. Речь здесь идет о власти, и ее отец, придворный до мозга костей, готов расшибиться в лепешку, чтобы только угодить королю. Опять Офелия здесь оказывается лишь разменной монетой для замыслов, гораздо более значительных и серьезных, чем ее тихое существование и скромная девичья жизнь.