Рефераты для дурёхи - [18]
Но ведь и Гамлет всматривается в себя, глядя в театральное зеркало: свирепый Пирр, который “с ног до головы в крови… дыша огнем и злобой” с мечом, занесенным над головой, ищет царя Приама, чтобы убить его, не есть Гамлет. Пирр возжаждал крови, а Гамлет не возжаждал. Притом что оснований возжаждать крови у Гамлета не меньше, чем у Пирра. Там, на сцене, “ужасен вид поруганной царицы” (Гамлет повторяет задумчиво слова актера: “Поруганной царицы…”): верная Приаму Гекуба, босая, “гася слезами пламя, металась в отчаянии над поруганным трупом мужа, – здесь же, в жизни, Гертруда не Гекуба: она, по словам Гамлета, которыми после театрального представления он бросает в мать, словно кинжалами, валяется “в сале продавленной кровати”, утопает “в испарине порока”.
Клавдий и Гертруда поневоле должны глядеть в это нелицеприятное театральное зеркало, которое начинает подражать их поступкам в форме опять-таки двойного, так сказать выпукло-вогнутого зеркала: во-первых, это безмолвная пантомима, разыгрываемая актерами как пролог к словесному театральному действу, во-вторых, сама пьеса, куда Гамлет вписал кусок собственного текста, скорее всего касающегося матери и ее призрачной верности умершему отцу. Туда же, в это театральное чрево, подобное адской бездне, должна взглянуть и Офелия. Недаром ей, Гертруде и королю Клавдию Гамлет дает дополнительные комментарии провокационного характера. Офелия замечает, что Гамлет выполняет роль хора. Это точное и тонкое замечание: в греческой трагедии “Хор” играл роль моралиста и нравственного судьи (конечно, применительно к нравственным представлениям древних греков):
Гамлет – Офелии
Офелия
Гамлет
В словах Гамлета несомненно заложен оскорбительный намек на блуд и женское бесстыдство Офелии. Пускай даже этого нет фактически, но измена любви в целях наушничества по приказу отца для Гамлета хуже преданного на поругание целомудрия. Лучше уж похоть, нежели душевное растление. Офелия сразу понимает намеки Гамлета:
Гамлет – Гертруде
Королева
Гамлет
Слова Гамлета звучат весьма иронически, если вспомнить, о чем минуту назад в пьесе упорно твердила “зеркальная” королева, шутовская королева с театральных подмостков, клявшаяся в верности мужу, через мгновение отравленному: “Убей меня за новым мужем гром! Кровь первого да будет на втором!” Любопытно, что “зеркальный” король, воплощающий на сцене Призрака или короля Дании № 1, разубеждает королеву, уверяя, что человек не властен в своих клятвах, что превратности судьбы подчас опровергают благие намерения, что неизвестно, кто чем по-настоящему управляет: “судьба любовью или любовь судьбой?”
Клавдий
Гамлет – Клавдию
Итак, театральное зеркало ставит мир в положение первозданной природы. Театр – это совесть мира и одновременно суд над ним. Вот в чем смысл наставлений Гамлета перед актерами, должными разыграть истинную пьесу жизни – “Мышеловку”, куда непременно попадет Клавдий с его нечистой совестью. Шекспир создает чеканную формулу о назначении театра, высказанную устами Гамлета:
“Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное – низости, и каждому веку истории – его неприкрашенный облик”.
Театр, как ни парадоксально, не только пророчествует о мире, но прямо-таки осуществляет пророчества на деле. Все, что предсказано в театре, сбывается наяву.
Полоний, будучи студентом, играл Юлия Цезаря, которого закалывали заговорщики во главе с Брутом. В какой пьесе играл? В написанной Шекспиром за два года до “Гамлета” (в 1599 году) трагедии “Юлий Цезарь”? В “Гамлете”, как Брут – Юлия Цезаря, Гамлет закапывает
Полония, только уже не как Юлия Цезаря, а как “брутального теленка”, повторяя свой собственный каламбур.
Театральный король, произносящий, скорее всего, текст, сочиненный Гамлетом, предрекает королеве измену и второе замужество: это пророчество исполняется. Конечно, ирония такого “судьбоносного” предсказания заключена в обратном ходе времени, срежиссированном Гамлетом в театральной пьесе. Однако Гамлет повторяет сценарий, написанный Богом и разыгранный Фортуной.
Наконец, и Гамлет получает главную роль, от которой он так бы хотел отказаться: роль гневного и окровавленного Пирра, занесшего над Клавдием меч Провидения. Подобно тому как в монологе актера Пирр жестоко убивает троянского царя Приама, Гамлет кончает с Клавдием, осуществляя задуманную месть.
Больше того, Гертруда, наперекор всем упрекам и обвинениям Гамлета, становится Гекубой в финале: она выпивает чашу с ядом, и, как и сказано в разыгранной “Мышеловке”, в конечном итоге оказывается верной первому мужу, согласно пророчеству (“Убей меня за новым мужем гром! Кровь первого да будет на втором!”). Гертруда корчится от боли, как Гекуба в пьесе-предсказании у тела Приама. “Слова, слова, слова”, сказанные на театре, отправляют людей в иной мир, где действует молчанье и “Дальше – тишина”.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».