Рефераты для дурёхи - [158]

Самая развернутая «игра в театр» составляет содержание «Укрощения строптивой». Пьяного медника Слая по приказанию Лорда переносят в замок, убеждают а том, что он знатное лицо, и для его увеселения разыгрывают комедию об укрощении Катарины. Таким образом, «настоящим» является опьянение простака Слая, а все остальное – всего лишь «спектакль». Все должно было бы закончиться эпилогом, где Слай возвращается в свое прежнее незнатное состояние, но эпилог, по-видимому, был утерян во времена Шекспира.

«Сцены на сцене», введение в действие пьес театрального представления – прием, неоднократно применявшийся Шекспиром. В «Бесплодных усилиях любви» и «Сне в летнюю ночь» изображены два любительских спектакля.

В «Гамлете» театр у Шекспира выступает в нравственной роли церкви, именно в театре главный герой способен отыскать потерянную наяву истину. Театр, по Шекспиру, несет фальшивому реальному миру нравственные критерии добра и зла. У Пиранделло, напротив, реальность и явь совершенно размываются. Театр еще больше затемняет реальность, делает ее иллюзорной. Между иллюзией и явью невозможно, по мнению Пиранделло, провести какой бы то ни было отчетливый водораздел. И эта авторская позиция крайне чужда Шекспиру. Для Шекспира критерии добра и зла отчетливы. Театр расставляет все точки над i. Люди, как бы лживо они ни вели себя, не способны поколебать добро и лицемерно превратить его во зло.

Гамлетовские «слова, слова, слова» – лживые тени реального мира: поступков, эмоций, предметов, которые эти слова тщетно силятся ухватить.

Реальный мир, согласно разочаровавшемуся в Дании («Дания – тюрьма») и людях Гамлету, состоит из одних отражений: то, что человек видит и с чем он сталкивается нос к носу, на самом деле не вещественные предметы, не люди, а зеркальные оттиски, более или менее точно повторяющие оригинал, который сотворили Бог и природа.

И только зеркало мира – театр – вот единственное, что способно, по замыслу Гамлета, воссоздать утраченный на земле и затемненный лживыми наслоениями подлинный облик мира. Приезд актеров внезапно воссоединяет миры. Мир потусторонний и ужасный в своей неизвестности, где бродят требующие мести Призраки, предстает уже не столь пугающим: он как бы затушеван предвкушением праздника – приездом театральной труппы. А мир земной, лживый и зыбкий, в котором, точно неверные пятна лунного света, перемешиваются и наслаиваются друг на друга измены, коварство, предательство, – этот земной мир тоже перестает быть реальным, потому что он превращается в зеркало для сцены.

Но ведь и Гамлет всматривается в себя, глядя в театральное зеркало: свирепый Пирр, который “с ног до головы в крови… дыша огнем и злобой” с мечом, занесенным над головой, ищет царя Приама, чтобы убить его, не есть Гамлет. Пирр возжаждал крови, а Гамлет не возжаждал. Притом что оснований возжаждать крови у Гамлета не меньше, чем у Пирра. Там, на сцене, “ужасен вид поруганной царицы” – здесь же, в жизни, Гертруда не Гекуба, верная мужу и царю Приаму: она, по словам Гамлета, наоборот, валяется “в сале продавленной кровати”, утопает “в испарине порока”.

Клавдий и Гертруда поневоле должны глядеть в это нелицеприятное театральное зеркало, которое начинает подражать их поступкам в форме опять-таки двойного, так сказать выпукло-вогнутого зеркала: во-первых, это безмолвная пантомима, разыгрываемая актерами как пролог к словесному театральному действу, во-вторых, сама пьеса, куда Гамлет вписал кусок собственного текста, скорее всего касающегося матери и ее призрачной верности умершему отцу.

Офелия к тому же замечает, что Гамлет выполняет роль хора. В греческой трагедии “Хор” играл роль моралиста и нравственного судьи:

Гамлет – Офелии

Сейчас мы все узнаем от этого малого. Актеры не умеют хранить тайн и все выбалтывают.

Офелия

Он объяснит значение показанной вещи?

Гамлет

Да, и любой вещи, которую вы ему покажете. Не стыдитесь только показывать, а он без стыда будет объяснять, что это значит.

Хор у Пиранделло – актеры во главе с Предводителем Хора Директором театра. Но это, скорее, звуковой фон, словесный шум, в общем мало что значащий для Пиранделло. Его ремарки: актеры смеются, возмущены, сочувствуют – явная пародия на древнегреческий театр. Всю этическую подоплеку театра, в том числе и в особенности шекспировского (ведь для Шекспира театр (как копье (shake) в его фамилии) – инструмент борьбы со злом и одновременно алхимическая лаборатория, где добро и зло разделяются на несмешиваемые составляющие), Луиджи Пиранделло сводит к аллегорическим маскам, которые являются как бы уже опустошенными знаками подлинных чувств. Сравните его развернутую ремарку в начале пьесы: «Кто захочет поставить эту комедию на сцене, тот должен будет приложить все усилия, чтобы шесть персонажей не смешивались с актерами труппы. Ясно, что такому разделению будет способствовать расположение этих двух групп па сцене (оговоренное в ремарках), как, впрочем, и различное освещение с помощью особых рефлекторов. Однако самым подходящим и верным средством было бы использование специальных масок для персонажей: эти маски следует изготовить из материала, который бы не жухнул от пота и был в то же время достаточно легким и не утомлял актеров. В масках должны быть вырезы для глаз, ноздрей и рта. Маски эти призваны, помимо всего прочего, наиболее полно выражать самую суть комедии. Персонажи должны появляться не как призраки, а как реальные воплощения, как незыблемые порождения фантазии, то есть тем самым они будут реальнее и устойчивее, чем переменчивое естество актеров. Маски помогут создать впечатление, что это фигуры, сотворенные искусством, причем каждая из этих фигур будет выражать одно неизменное, присущее только ей чувство: Отец – угрызение совести, Падчерица – мстительность, Сын – презрение, Мать – страдание (восковые слезы у глазниц и у зияющего отверстия рта будут придавать этой маске сходство с изображением Mater Dolorosa в церквах). Особое внимание следует обратить и на одежду персонажей. В ней не должно быть ничего неестественного, но жесткие складки и почти статуарные формы костюмов должны тем не менее все время напоминать, что платье их сделано не из той материи, которую можно приобрести в любой лавочке и сшить у любого портного».