Редкие земли - [39]

Вдруг Ашка оторвалась от грунта и пролетела через весь зал — к столу.

«Ребята, Ген предлагает всем и прямо сейчас лететь на Канары!»

Увы, всем трем корпоративным самолетам, вылетевшим в ту вьюжную матерь-щинскую ночь из Москвы на Канары, пришлось разворачиваться в воздухе едва ли не в виду вулкана Тенерифе, ибо первая новость столичной биржи сообщила в то утро об обвале рубля.

Не успели эти три борта взять отчетливый курс домой, как еще одна неслабая новость шарахнула по президентскому джету: предельно засекреченный источник дрожащим голосом сообщил, что семилетний Никодимчик пребывает в бессознательном состоянии. Нужно ли говорить о том, что его родители после этого сами впали если и не в бессознательное, то, во всяком случае, в невменяемое состояние. Ген окаменел, Ашка тряслась. Трое ближайших стражей корпорации и семьи, Сук, Шок и Алмаз, приняли решение садиться на Майорке и оттуда управлять операцией по спасению ребенка. Никто из них не знал, где находятся стратовские дети. Два года назад, после того как Алмаз раскрыл заговор МИО, Парасковья и Никодимчик были полностью засекречены за пределами родины чудесной. Время от времени родители их тоже исчезали, ссылаясь на вящую необходимость посетить по редкоземельным делам то Дубай, то Тасманию, и тогда люди ближайшего круга догадывались, что где-то, очевидно, совсем в противоположных местах на земном шаре, состоялась родительская встреча с отпрысками.

Через несколько часов после приземления на Майорке Ген и Ашка все-таки взяли себя в руки. Сук и Шок на зафрахтованном самолете были посланы в Балтимор для окончательных переговоров со знаменитыми профессорами. Макса отправили в швейцарский госпиталь для организации мобильной группы обслуживания. Через день он сообщил, что все указания выполнены, группа готова выдвинуться в…

«В чем дело, Макс, почему ты поперхнулся?» — свирепо спросила Ашка. Он не знал, что ответить. Просто спросить, куда перебрасывать группу обслуживания, не мог. Конечно, за два года в руководящем звене «Таблицы-М» он смог доказать преданность всему составу, не говоря уже об Ашке, и все-таки спросить напрямую, куда переправлять медсестер, аппаратуру, подсобный персонал, включающий переводчиков и охрану, то есть все то, что нужно для борьбы за жизнь Никодимчика Стратова, он не мог.

Наконец, она догадалась.

«Разве я не говорила тебе, куда надо лететь?»

«Нет, ты не говорила».

«В таком случае ты сам должен был догадаться».

«Почти догадался».

«Назови шифр».

Он назвал шифр Габона.

Она вздохнула с облегчением.

«Прости, Макс, что я сразу не догадалась о твоих сложностях. Вылетайте немедленно. Наши уже там. Мы с Геном вылетаем завтра».

Понимает ли она, что я готов отдать Никодимчику всю свою кровь плюс любой из моих органов для пересадки в придачу, и не только потому, что он ее сын, а просто потому, что это мальчик, попавший в беду, думал он, пересекая наискосок Средиземное море. Эта самопожертвенческая мысль, с одной стороны, бесконечно смущала его своей вроде бы наигранностью, театральщиной, с другой же стороны, при попытке изгнать ее из своей сути профессионального боевика он вдруг испытывал какой-то категорический императив спасения и вместе с ним высочайший духовный подъем, что-то вроде мощного музыкального сдвига, так или иначе связанного с его любовью к Ашке. В такие мгновения он понимал, что вопрос «ты откуда?», который вечно его мучил, теперь, через два года после того, как он пришел с повинной в «Таблицу», потерял свою остроту. По-прежнему не отвечая на него, он теперь хотя бы твердо и окончательно знал, что он из «Таблицы-М», что он член этой стратовской семьи, а Ясно, Сук и Шок — это его братья.

Все три группы, задействованные в транспортировке мальчика, собрались в Габоне на третий день после начала спасательной экспедиции. Всем было дано указание не распространяться о своих маршрутах. Вот так бывает даже в среде всесильных. Два-три щелчка Зевса — и рассыпаются все радужные планы и вместо Канар приходится лететь в Габон, куда из неведомой земли доставлен катастрофически изменившийся Никодимчик. Зевс, впрочем, может в одночасье сменить гнев на милость. Поставить, скажем, некоторую группу смертных на своей безразмерной ладони и освежить их милосердным дыханием из левой ноздри. И сразу все взрослые кинутся друг к другу обниматься и чуть ли не плакать от счастья, а семилетний Никодимчик в своем первозданном виде великолепного ребенка начнет прыгать то ли по этой всемогущей ладони, то ли по собственной кровати и ликовать от неожиданной встречи со своими родителями.

Счастливый этот исход неожиданного несчастья произошел на третий день стратовского бдения. Некоторые участники этого бдения, и прежде всего мама Ашка, связывали это чудо с прибытием единокровной сестрицы Никодимчика, тринадцатилетней красоточки и умницы Пашеньки. Что касается светил педиатрической науки, профессоров Перкинса, Тампана и Волковицкого, то они, перечеркнув весь свой план медикаментозного и физиотерапевтического воздействия, склонялись теперь только к тому, чтобы возблагодарить габонских духов и колдунов.