Редкие девушки Крыма - [87]

Шрифт
Интервал

– Спрашиваешь.

– Значит, так… Смотри, сам разрешил. Настя поступила на следующий год, легко и без лишних переживаний. Учится, вечерами работает. Угадай кем? Репетитором, занимается с детьми математикой. Дети её обожают, а мальчишки, знаешь, стыдятся перед ней выглядеть чайниками и стараются вдвойне. Ну и гуляет на полную, дискотеки, вечеринки, поклонники, само собой. Студенты, обязательно дядька лет так… много, на иностранной тачке, но она его не любит. Может, немножко увлечена, но не хочет, чтобы он из-за неё бросил семью, и от подарков отказывается. Домой приезжала. Целых два раза, на первых каникулах и на вторых, дальше совсем закрутилась. Олегу пишет, но не часто и так, формально: привет, у меня всё хорошо, пока… Он тоже пишет, иногда присылает фотографии, чтобы она видела, как он взрослеет, чаще – рисунки, он же будет художником. Этого, конечно, мало. Но вот однажды весной он прилетает на экскурсию в Ленинград со своим десятым классом. Наверное, уже в Санкт-Петербург. Написал заранее, договорились о встрече. Отпросился у классного руководителя или кто там главный: хочу провести один день с родственниками, – или просто сбежал. Встретились, а он такой красавец и богатырь, она увидела его чистый, преданный взгляд, всё поняла… Дальше остаётся немного подождать, он после школы едет в Питер, и хэппи-энд. Вот такая история. Нравится?

– Ужасно нравится, – сказал я, – но бывает ли так?

– Откуда я знаю, как бывает, мне же не тридцать лет. Я думаю, хорошо бы так получилось… Но это не приказ, ты слушать слушай, а пиши по-своему. Кстати, когда закончишь, куда-нибудь собираешься послать?

– Вот. Как только встаёт этот вопрос – значит, пора им, – я взглядом указал на тетрадь, – от меня отдохнуть. Когда пишу, вообще об этом не думаю.

– Искусство ради искусства?

– Или ради тренировки. Чтобы, когда буду писать что-то серьёзное, уже понимал, как это делается.

– Мне кажется, это тоже серьёзно, – сказала Таня. – Снижаемся, Сашка, чувствуешь?! Всё, почти прилетели!..

2

Дедушка Сергей Васильевич Александров дожидался нас в многолюдном пулковском терминале. С лета не изменился, не постарел: те же чуть прищуренные тёмно-карие глаза, седая шевелюра, коротко подстриженные усы. Ростом он был невысок – наверное, поменьше Тани, – очень бодр и подвижен.

– Здорово, летун! – сказал он и уколол меня усами. – А вы, значит, та самая Татьяна?

Таня кивнула, пожимая его ладонь:

– Здравствуйте.

– Ручка-то у вас крепкая! – с явным удовольствием сказал дедушка.

– Да я вообще не слабенькая, – скромно ответила Таня.

– Это точно, – заверил я, – подъёмы переворотом крутит только так.

– Молодец, хорошую невесту нашёл. Будет держать как положено и за что надо.

Здесь я промолчал, а Таня только улыбнулась.

– Думаешь, я поверю, что можно привезти девчонку, с которой не хочется вместе лететь? Эх ты, тихушник! – заключил дедушка. – Ладно, идёмте.

Таня глядела на него почти благоговейно. Всё, что о нём знал, я давно рассказал ей: прошёл войну от рядового штрафбата в Заполярье до старшего лейтенанта, командира мотострелковой роты на озере Балатон. Награды не уместятся на груди, пять орденов и четырнадцать медалей. После войны учился в Горном институте, работал и продолжает работать в свои шестьдесят девять, не каждый день, а когда позовут, но зовут часто. Голосом может покрыть целый сектор на стадионе Кирова – понятно в кого у меня такая труба, но мне до этой мощи командовать и командовать. Умеет ориентироваться в любом буреломном лесу без компаса и даже без солнца, полными корзинами собирает белые и какие угодно грибы. Иногда у него болит голова, несколько дней, даже неделю подряд – последствия фронтовых контузий, летом на месяц ездит в санаторий, каждые два или три года ложится в госпиталь, но зимой, как вот сейчас, непременно энергичен и полон сил.

Мы получили багаж, вышли. Мороз покусывал щёки. Дедушка остановил такси; водитель, мгновенно проникшийся к нему тем же весёлым почтением, что и Таня, ловко разместил в багажнике её элегантный чемодан на колёсиках, мой футбольный баул и рюкзак с сухим пайком. Мы с Таней сели на заднее сиденье. По пути она, не скрывая любопытства, разглядывала улицы, то приникая к своему окну, то чуть ли не ложась на мои колени. Я тоже смотрел, пытаясь найти следы запустения и упадка, но серые новостройки тридцатилетней давности примерно одинаковы всегда и везде. Сегодня они выглядели даже наряднее, чем помнилось, – благодаря Тане, чей локоть я то и дело ощущал сквозь наши одежды, светлому облачному дню, молодому снегу, остаткам новогодних гирлянд в витринах…

Приехали. Дедушка на моей памяти никогда не пользовался лифтом; он и сейчас, опередив нас, проворно взошёл на третий этаж и достал из кармана ключ. Что будет дальше, я более или менее представлял. «Танечка, вы такая худенькая!.. Как же вы уроки-то учите целыми днями?.. Давайте я подложу вот этого…» «Спасибо, Марина Григорьевна, очень вкусно, но мне столько не одолеть…» Но, прежде чем ожидания сбылись, Таня минут на двадцать закрылась в ванной и вышла такая свежая и благоухающая, что пример оказался заразительным и для меня. Прилети я один – наверное, умыл бы только руки да лицо.


Рекомендуем почитать
Сын Эреба

Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.


Властители земли

Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.


Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.