Редкие девушки Крыма - [61]
Ну и, казалось бы, что может быть лучше? Из парткома выкинут, никаких больше идиотских сборищ, занимайся наукой, как и мечтал, и ни один прокуренный старикан, коммунистическая шишка, не будет орать на тебя, как на салагу. Но Валера уже отравлен, он не может просто так вернуться в прежнюю жизнь. Гардеробщик уважительно подаёт пальто да ещё обмахивает щёточкой – а скоро всё узнает, снова будет швырять, и это кажется самым обидным. Великая сила художественной подробности. Из отдельной комнаты в аспирантской общаге выселят обратно в конуру, и все будут считать неудачником: упустил такой шанс… Вечером он в пьяных слезах жаловался Наде, не очень-то прислушиваясь к её разумным доводам. «Ты же талантливый, а все эти партийные игры – для бездарностей», – убеждала она, а Валера вдруг спросил: откуда, откуда он узнал про стену? Не Надю спросил, скорее судьбу. «Ты только не сердись, но это я ему сказала, – ответила Надя, – в шутку. Я же не знала, что он подлец». Вот здесь-то Валера и ударил её по лицу и навсегда потерял, а вместе с ней – последнюю надежду вырваться из номенклатурного гадюшника. А какой был роман, какие встречи, разговоры…
– Ты бы мог на его месте ударить? – спросила Таня. Я аж передёрнулся от этой мысли, как автоматный затвор.
– Нет, конечно! Даже такого желания не возникло бы, уверен.
– А что бы сказал?
Я помедлил, стараясь как можно более точно представить себя на месте несчастного Валеры.
– Мне было бы неприятно, – сказал, наконец. – Оказывается, ты, Надя, за моей спиной обо мне сплетничала. Смеялись, наверное, вдвоём над глупым Чистяковым. А если бы он не был подлец, я бы и не узнал никогда. Может, ты и с подружками меня обсуждаешь, где там родинка, пардон, на каком месте, а я и не знаю… Неприятно.
– В общем, резонно, – признала Таня, – а как же с карьерой?
– Да и пёс с ней, – искренне ответил я.
– И это не повод, чтобы ударить?
– Думаю, это повод позлиться два часа и забыть.
– Сашка, я тебя обожаю! – воскликнула Таня и, подбежав на цыпочках, поцеловала меня в щёку. – Она, конечно, скажет: ах, я была неправа! – Таня прижала руки к сердцу, – прости, я больше так не буду!.. Ты тут же растаешь, мир, дружба… В общем, не всё так плохо на этом свете. Сейчас, минутку… Переоденусь и пойдём.
Дела в ансамбле не просто двигались на лад, перемена за время каникул произошла качественная. Всё-таки ансамбль должен быть содружеством равных, – думал я с самого начала и ни с кем не делился этой мыслью лишь потому, что считал её очевидной. У нас же получилось так, что с первой встречи один оказался значительно равнее прочих, и дело тут не в статусе учителя, а просто в опыте и умении. Это было неизбежно, я понимал, однако не мог избавиться от разочарования. Играть хреново – надеюсь, поправимая беда, но вот чувствовать себя в подвале тем же школьником, вызванным к доске…
Что-то переломилось в тот день, когда вернулась из Евпатории Таня. Василий оставил менторский тон, всё больше увлекался и распоясывался; мы, конечно, обращались к нему на вы и по имени-отчеству, но в остальном разница стиралась на глазах. Сегодня, когда мы всё отыграли, он пустился в воспоминания. Легко нам сейчас живётся, – говорил Василий, старчески покряхтывая, – пообещал директору на словах, что не будет никакого панк-рока, и достаточно. А в его годы была обязательная квота патриотических песен. Вот пока не отыграешь «Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца», за своё не возьмёшься. А своё надо было литовать в нескольких инстанциях, где сидят злобные пердуны. Зато какими героями, ломающими систему, они чувствовали себя, когда удавалось протащить в концерт, ближе к финалу, что-то нелитованное! Эх, нам, молодым, не понять…
– Жаль, что мы так поздно этим занялись, – сказала Таня по пути домой. – В следующем полугодии нажму на учёбу, для остального будет мало времени.
– Но хоть сколько-то будет? – спросил я.
– Посмотрим. Вот слетаешь в Питер, привезёшь, наверное, какой-нибудь материал для поступающих…
– Так я не полечу, – грустно произнёс я.
– Почему?
– Думал сразу после Нового года, а ты его отменила, так что всё, – я развёл руками, – Питер обойдётся без меня.
– Э, нет! Я ради такого дела опять его введу. Слушай: мы, императрица всей… всея Галактики, повелеваем: Новому году быть! Ну как?
– Теперь придётся лететь.
– Придётся, – передразнила она, – а что, не хочешь?
– Знаешь, что я вспомнил? Вот это, очень характерным голосом:
– Помню, и что?
– Что такое merci beaucoup, я у взрослых спросил, а что такое «расшепнём» – нет. И так понятно: расскажем шёпотом. А «не расшепнём» – значит, будем кричать.
– В логике не откажешь. А я в детстве от тёти Ксении, Машиной и Катиной мамы, услышала выражение «тютелька в тютельку» и представила её перед зеркалом. Смотрит на себя: вот, значит, так всё и есть, тётенька в тётеньку.
– А я, когда слышал песню из другого кино:
там часто повторяется: кавота, кавота, и я думал, кавот – это зверь такой вроде бегемота, очень редкий, из Красной книги, иначе неинтересно ждать.
– А я слышала это:
Все еще тревожна тишина в Афганистане. То тут, то там взрывается она выстрелами. Идет необъявленная война контрреволюционных сил против Республики Афганистан. Но афганский народ стойко защищает завоевания Апрельской революции, строит новую жизнь.В сборник включены произведения А. Проханова «Светлей лазури», В. Поволяева «Время „Ч“», В. Мельникова «Подкрепления не будет…», К. Селихова «Необъявленная война», «Афганский дневник» Ю. Верченко. В. Поволяева, К. Селихова, а также главы из нового романа К. Селихова «Моя боль».
В новую книгу молодого писателя С. Ионина, лауреата премии им. А. М. Горького, вошли рассказы о нашей повседневной жизни, о любви. Написаны они увлекательно, с юмором. Несколько рассказов посвящены службе в армии, знакомой автору не понаслышке. Поколениям оренбургского казачьего рода Бочаровых посвящен цикл рассказов «Род» — представители его воевали в Красной Армии, в Белой Армии, сражались с немцами в Отечественную войну, а младший Бочаров — военный летчик — выполнял интернациональный долг в Афганистане.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
«Просёлок» — роман в новеллах. Рисует картины и образы России 90-х годов двадцатого века. Исполнен драматизма, свойственного этим годам упадка и внутренних конфликтов.
Грустная история о том, как мопсы в большом городе искали своего хозяина. В этом им помогали самые разные живые существа.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.