Редкие девушки Крыма - [118]

Я писал в третьем лице и не был привязан к одному-единственному герою. Это позволило мне свободно перелетать в Питер, когда Настя со второго захода поступила в институт, и рассказывать о её студенческой жизни. Мелькали занятия, друзья, подруги, ученики, возник сорокалетний ухажёр, выдуманный Таней. Он не жил с семьёй, но и не разводился. Чтобы добавить драйва и экшна, я наградил его дочерью четырнадцати лет, крайне не одобрявшей новое папино увлечение. Когда она убедилась, что Насте плевать на предупреждения и угрозы, подкараулила её в тёмном дворе вместе с подругами, вооружёнными палками и камнями. Случай подлинный: такая история произошла с Валентиной, девушкой моего друга-шефа Аркадия, и едва не закончилась грустно. Её выручил Аркадий, в тот вечер случайный прохожий, – разогнал малолеток, отвёз беднягу в травматологию. С тех пор и не расстаются. Настя же, ловкая и не обделённая силой, сумела выхватить у одной из нападавших палку и, раскрутив её над головой, прорваться на улицу, где были люди. Она ничуть не испугалась, но интерес к взрослому поклоннику после этого как отломило, – дочка всё-таки добилась своего. А жаль, именно в тот вечер Настя думала расстаться с невинностью. Она сделала это чуть позже при помощи студента, ровесника, без каких-либо чувств, больше из любопытства, – и, получив опыт, на время успокоилась.

Олег учился в школе, рос и всё лучше рисовал. Его работы, карандашные и акварельные, брали призы на республиканских конкурсах. Многое рисовал специально для Насти, посылал в больших конвертах, она отвечала, хоть и не на каждое письмо.

А весной в десятом классе состоялась давно задуманная экскурсия в Петербург. Олег выбрал на карте место, где будет ждать Настю, – Дворцовая площадь, у Александровской колонны, – написал, ответ получить не успел. Я колебался: сбежать ему на день или отпроситься? Первое романтично, второе – по-человечески. Конец сомнениям положил сам герой, с коробкой шоколадных конфет постучавшийся в номер классной руководительницы.

Место встречи он нашёл удивительно быстро, Настя появилась через несколько минут. Поцеловались в щёку, посмеялись, взглянули в глаза. «Ну ты и вырос, настоящий великан!» – сказала Настя, преувеличив: если он и был выше, то совсем чуть-чуть. «А ты всё такая же, только ещё красивее». «Льстец! Идём гулять». Гуляли недолго, по пути свернули к ней домой, в общежитие квартирного типа. Настя делила комнату с однокурсницей, та очень вовремя уехала на чей-то день рождения или свадьбу. Хозяйка поставила на стол бутылку сухого вина, гость достал из сумки ещё одну коробку конфет.

Выпили по половине чашки. Настя встала и тронула его за плечо: «Помнишь, ходила к тебе в гости по воздуху?» «Помню, будто вчера». «И чем мы занимались? Всё жду, когда захочешь отомстить, взять реванш». Засмеялась и, как тогда, вытянула руки. Никакого реванша он брать не стал, легко поднял её, шагнул к кровати… Потом они долго не могли распрощаться, Настя даже проехала с ним до гостиницы, где остановились десятые классы. Некоторые из ребят узнали её, обрадовались, и все как-то сразу поняли, что между нею и Олегом произошло. Он вмиг стал знаменитостью, первым мужчиной в школе, и оставшийся год с небольшим только и отбивался от девчонок. Отбился, приехал в Питер, Настя ждала его. В финале они шли по летнему парку мимо родителей с колясками, играющих детей, и разница в возрасте, прежде столь значительная, была совсем не заметна. Ей двадцать четыре, ему девятнадцать – какая, в сущности, ерунда! И всё самое важное и интересное только начиналось.

Поставил точку, оглянулся. «Видишь, я пишу, думаю, расту, – мысленно сказал в пространство. – Возвращайся». Но её всё не было.

10

– Надолго вы исчезли, – с улыбкой сказала моя знакомая во дворе.

– Работы полно, – отговорился я, вскоре снова исчез и за неполные два месяца вырастил ещё одну повесть. Теперь – от первого лица. Героя-рассказчика звали Саней, видел я в нём, естественно, себя, а у каждой из тринадцати героинь была какая-нибудь Танькина черта. Я всю её разобрал на части и раздарил этим девушкам: одной достались глаза, другой – манера смеяться, третьей – медицина, четвёртой – увлечение фотографией… И так далее, вплоть до способности перелезть любую гладкую стену, если удалось подпрыгнуть и схватиться за верх.

И все они летели к герою, как пчёлы к цветку, хотя что в нём могли найти? Цветочек был ещё тот. Он неприлично ругался и непомерно пьянствовал, за день выпивал больше водки, виски и текилы с джином, чем реальный я – за всю жизнь, исключая единственный вечер. Ещё он много блевал и мочился, придавая этим занятиям даже философский смысл. Таким образом, – рассуждал герой, покачиваясь, – из него необратимо вытекает чёртова сука жизнь. Вообще он любил это собачье словечко, в пространных внутренних монологах так именовал подруг, смеясь над жалкими попытками перевоспитать его, направить на истинный путь, или пожалеть, или восхититься мнимым талантом, или разнообразить за его счёт собственное существование, или мало ли что ещё сделать. Он и правда не завлекал их, не расставлял капканы, девчонок влекла к нему часто непонятная самим бедняжкам сила, и герой расправлялся с ними от души, обманывал, хамил, доводил до истерик, намеренно ссорил одну с другой и утверждал, что сами виноваты, он никому ничего не должен и никого не звал.