Редкие девушки Крыма - [105]

– Вроде, песня сочиняется, – признался я.

– Покажешь потом?

Я кивнул. Но слова больше в голову не приходили.

– Ты меня заразил, – сказала Таня через пару дней. – Смотри, под голубыми небесами, великолепными коврами, блестя на солнце снег лежит, и лес дрожит… Прозрачный дуб один чернеет…

– Лес?

– Ну он уже дрожит… Чего ты ржёшь?!

– Представил. И что-то где-то зеленеет?

– Луна как бледное пятно, глядит в окно. Вот, не собьёте.

И мы продолжали. Шепни мне то единственное слово, когда-нибудь увижу снова я этот берег и прибой… К утру кое-что получилось. Песню мы назвали «Остров Крым» и успели до конца учебного года отрепетировать и несколько раз спеть. А вскоре дочитали роман в журнале «Юность». Всё закончилось примерно так, как и думали: танки, выстрелы, огонь. Но могучие советские лётчики в решающий миг всё-таки пустили ракету мимо, позволив младшему Лучникову с женой, новорождённым сыном и парой друзей бежать.

– Мне больше всего жаль, что Танечка погибла, – сказала Таня. – Точно буду сегодня реветь…

– Она не погибла, – сказал я.

– Как это? «Он взял горсть этой земли, в которой, конечно, были и осколки Эллады, поднял глаза и увидел рядом другую могилу, чёрный мраморный крест и выбитое на нём имя покойной – Татьяна Лунина», – вслух прочитала Таня.

– Хорошо, имя мы видели. А тело?

– Думаешь… там пусто внутри?

– Кристину видели, Татьяну нет. Я просто уверен, что она замела следы таким образом, а сама уехала с этим Фредом в Новую Зеландию, забрала детей и живёт там до сих пор.

– Хорошо, если так, – улыбнулась Таня, – спасибо, тоже буду верить… С лёгким сердцем пойду на экзамены.

Экзамены приближались к ней двумя волнами: школьной и вступительной. Между ними была передышка – выпускной вечер, прогулка на штабном катере. На катер, кроме выпускников, контрабандой проникли их младшие братья и сёстры, а также и мы с Мексиканцем. Рулевой взял курс в открытое море, берег ненадолго пропал из виду. Мы вышли на палубу – может быть, последний раз все вместе? Кажется, только доросли до того, чтобы построить собственный остров Крым лучше книжного, ещё непонятно было, что в нём может появиться, но очертания уже проступали. А что теперь?..

Теперь Таня приехала в Ленинград вместе с мамой и поселилась не у нас, а в снятой комнате на Каменноостровском проспекте. На время экзаменов мама жёстко ограничила её общение со мной – пятнадцать минут в день по телефону. Для того чтобы держать меня в курсе событий, этого было достаточно.

– Я поступила! Зачислили! – услышал я в день последнего экзамена.

– Поздравляю! Я и не сомневался.

– И уже получила место в общежитии. Это мама заглянула, поговорила с кем надо… Теперь Саня, пока ты не уехал обратно, я ваша навек!

10

А потом я возвратился в Солнечное и, как ни удивительно это звучало, в первое осеннее утро проснулся одиннадцатиклассником. Мои друзья, прежде носившие это имя, разлетелись. Марина прошла по конкурсу в Киевский Политехнический институт, Оля Елагина, поступавшая с ней за компанию, не прошла и зацепилась за техникум радиоэлектроники. Близняшки Вика и Алёна теперь учились в Ростовском пединституте, Наташа Касымова – в Симферопольском училище культуры. Вадим Карапетов, Миша Тарасов и Володя-Куба, единственный из всех, до конца сохранивший прозвище, стали курсантами СВВМИУ. Света Шульц, чтобы быть поближе к Вадиму, поступила в Севастопольский приборостроительный институт, Олег Коломоец – в Николаевский кораблестроительный. Вот такие дела.

Учителя говорили, что этот выпуск – сильнейший на их памяти, но куда более поразительно то, что каждый из ребят – личность, яркая, своенравная и неповторимая. Обыкновенно таких бывало двое-трое, много четверо на класс, но чтобы больше половины!.. Средняя температура нашего класса была значительно ниже и ещё упала, когда в октябре вновь улетела в Москву Оксана Ткаченко.

Она писала мне примерно раз в месяц, Танины одноклассники – кто так же, кто чаще, Таня – порою дважды на неделе. Её письма были переполнены рассказами об учёбе. Какие там к чёрту гулянья, какие дискотеки, когда анатомия, учебником такой толщины можно если не убить, то крепко оглушить, а ещё химия, высшая математика и куча всего, плюс хотят посылать на какой-то межинститутский кросс, угораздило пробежать на физкультуре в полную силу, знай – так притворилась бы черепахой!.. Даже по почерку, и уж подавно по обилию восклицательных знаков, было видно, как увлекает её новая жизнь. Иногда концы строк начинали ползти вниз, но потом выравнивались. Я спросил, есть ли известия от Всеволода – он со второго раза не поступил в университет и давно не писал, – Таня ответила, что недавно столкнулись в метро, проводил до института, сказал по дороге, что родители уезжают в Нью-Йорк и увозят его с собой. Уже на днях должны. Что касается Станислава, у него по-прежнему собираются ученики, надо бы найти время заглянуть, но где найдёшь это время… «А зимой увидишь сюрприз, – обещала Таня, – даже не спрашивай, лучше прилетай на каникулах!» – и с того письма до самых каникул не прислала ни одной своей фотографии.

Я спрашивал, как им живётся в нелёгкие дни, – Таня отвечала, что ей нормально, а вот курящим наступает полный оверкиль. Табака нет совершенно, народ собирает бычки, некоторые деловые товарищи даже продают их литровыми банками, представляешь картину!.. Я представлял с большим трудом: хоть и читал об этом занятии в «Повести о жизни», но чтобы в наши дни…