Редактор Люнге - [38]

Лампы были зажжены, красный фонарь висел и горел в углу, над диваном, а у другой стены на столе стояла лампа с белым светом от белого шёлкового абажура. В печке весело пылал огонь.

Фру Дагни села на диван под красным фонарём, а Люнге против неё на стуле. Они говорили о последних городских новостях, о нападении в Сандвикене, про которое «Газета» готовилась напечатать завтра большую передовицу. Как люди могут быть жестоки друг к другу! Фру Дагни задрожала, когда она подумала об этом. Она жила одна-одинёшенька во всём этаже, с фрёкен Гудэ и служанкой, разве не могла очередь несчастия дойти также и до неё!

Люнге засмеялся и сказал:

— Одна-одинёшенька — три взрослых человека! — Впрочем, он согласился с ней, что если несчастие случится, то...

Ну, во всяком случае ни у кого не хватило бы жестокости причинить ей зло, стоило только посмотреть на неё. Он не мог этому поверить. Нет, ей бы быть на его месте! Анонимные письма, угрозы, вызовы почти каждый день!

И фру Дагни снова задрожала.

Подумать только! Что же он делает с подобными письмами?

Люнге презрительно пожал плечами, два раза пожал плечами и ответил равнодушно:

— Почти не читаю их.

— Скажите, пожалуйста! Но как вы осмеливаетесь на это, осмеливаетесь находиться в подобной обстановке?

Он ответил гордой шуткой:

— Да! Мы всюду в опасности, где ни ходим.

Вдруг фру Дагни вспоминает, что им надо в театр, она вскакивает. Нет, ведь она чуть не забыла!

Люнге смотрит на часы. Он немного замедлил свой ответ. В сущности говоря, уже поздно, первое действие для них, во всяком случае, будет потеряно. Когда они придут туда, будет уже столько и столько времени. К тому же у него очень мало свободного времени сегодня вечером, если сказать правду... И он сказал фру Дагни ту же ложь, что и своей жене: ему надо быть на ночном собрании, прежде чем он пойдёт домой; он не мог не явиться туда. Но фру Дагни не должна на него сердиться, он с большим удовольствием пойдёт в другой раз, это она сама прекрасно понимает, хотя бы завтра вечером. Она должна простить его за то, что он, к несчастью, принуждён был задержаться в конторе так долго. Имелось очень много дел в настоящее время.

И фру Дагни снова села. Она размышляла. Ну, если имеется какое-то препятствие, так и не надо. Но зато в другой вечер! Тогда уж без всяких отговорок!

Но ночное собрание возбудило её любопытство, ей захотелось узнать о нём поподробнее. Неужели он действительно от неё прямо же пойдёт на ночное собрание? Ну, как этот человек был велик и загадочен! На какие области он распространял свою деятельность! Она сказала:

— Вы, значит, пришли исключительно для того, чтобы сказать, что вы не можете идти сегодня вечером со мной в театр?

— Нет, — ответил он — не для этого. Я пришёл сюда прежде всего потому, что вы были так любезны и дали мне позволение на это, затем для того, чтобы услышать, о чём вы хотели поговорить со мной.

— Да, — сказала она, — если бы я только смела высказать это откровенно.

Затем она рассказала, о чём она думала за последнее время. Видите ли, её муж был в отсутствии, он находился в плавании, он вернётся домой через несколько месяцев. И Дагни так бы хотелось доставить мужу маленькое удовольствие, когда он приедет домой; она, может быть, не была такой, какой должна была быть во время его отсутствия. Ну, впрочем, об этом можно и не рассказывать. Но теперь она думала, что Люнге, с его огромным влиянием на министерство, мог бы помочь ей немного...

Люнге качает головой.

Она хочет, чтобы мужа повысили по службе?

Нет, это, наверное, невозможно? Правда? В этом она ничего не понимает. Но ей бы очень хотелось доставить мужу маленькое удовольствие, порадовать его чем-нибудь. Она, откровенно говоря, — о таких вещах, вероятно, стыдно говорить, — но она думала об ордене для него, о кресте.

Всё это Дагни произнесла, как один сплошной вопрос, и всё время наблюдала за лицом Люнге, когда говорила. Не видно было, чтобы он собирался отказать, наоборот, казалось, он был почти готов подать ей надежду.

Он засмеялся и сказал:

— Орден? Вашему мужу орден? Неужели вы придаёте значение подобным вещам?

Она энергично покачала головой.

— Нет, нет! — закричала она. — Не я, это вы хорошо знаете. Но, Боже, если он придаёт этому значение? Ведь он принадлежит к такого рода людям.

— Так! — сказал Люнге.

Он замолчал на некоторое время. Оба молчали.

— Беда только в том, — продолжал он, — что министерство уходит, на его место явится правое министерство, а при нём я почти ничего не могу сделать.

Она молчит. Оба молчат.

— Как это обидно! — сказала она наконец. — Иначе вы бы, пожалуй, сделали это, правда? Скажите, хотели бы вы сделать это?

— Я во всяком случае сделал бы всё, что мог, — ответил он.

— Спасибо.

И это «спасибо» тронуло его сердце. Он спросил:

— Вас очень огорчает, что вы не можете порадовать вашего мужа этой неожиданностью?

— Да, в сущности, очень, — ответила она, и на её глазах чуть не появились слёзы. — Я бы так хотела видеть его довольным. Потому что я, если сказать правду, часто, очень часто была рада, что он находится в отсутствии... Ну, не будем больше об этом говорить! — сказала она и перешла на более весёлый тон. — Могу ли я у вас спросить ещё одну вещь?