Редактор Линге - [47]

Кто-то постучался въ дверь, онъ крикнулъ:

— Войдите!

Это была Шарлотта. Она вымылась, причесалась, какъ въ былые дни; ея руки были тонкія и красивыя.

— Не мѣшаетъ ли она? Она хотѣла только спросить, знаетъ ли Линге, кто написалъ брошюру?

— Пока еще, можетъ быть, нѣтъ, — отвѣчалъ Хойбро, — но, во всякомъ случаѣ, онъ это узнаетъ… Не хочетъ ли она присѣсть? Пожалуйста!

Онъ всталъ и подвинулъ къ ней качалку. Она сѣла и спокойно продолжала сидѣть на качалкѣ.

— Но тогда васъ, значитъ, обвинятъ? — спросила она. — Я не знаю, но вѣдь это можетъ дойти до суда.

— Вы такъ думаете? — отвѣчалъ онъ и разсмѣялся.

— Находите ли вы, что я поступилъ нехорошо по отношенію къ редактору?

Шарлотта молчала. Шарлотта, такъ хорошо знавшая Линге, не могла защитить его ни однимъ словомъ. Стройная и красивая, она сидѣла на стулѣ, почти не поднимая глазъ; и отчего она сдѣлалась такой пугливой? И почему она именно теперь пришла къ нему?

— Мими Аренсенъ просила передать вамъ поклонъ, — сказала она и бросила на Хойбро быстрый взглядъ.

Но Хойбро совсѣмъ забылъ, кто такая эта Мими Аренсенъ; только послѣ нѣсколькихъ разспросовъ онъ вспомнилъ, что провожалъ эту молодую даму какъ-то разъ въ зимній вечеръ, въ бурю и непогоду.

— Вотъ какъ? Благодарю васъ! — сказалъ онъ.

— Да, теперь онъ вспомнилъ, — она удивительно красива; онъ помнитъ ея лицо, въ которомъ столько невинности; оно такое невинное и чистое, не правда ли? Да, у нея коротко остриженные волосы, но…

Шарлотта нагнулась и подняла какую-то ниточку съ ковра.

— Да, она очень красива, — сказала она.

— Удивительно, — продолжалъ онъ, — что эта черта невинности, въ сущности говоря, такъ много придаетъ прелести. Можно быть некрасивой, уродливой, — но открытые глаза, невинный лобъ дѣлаютъ лицо красивымъ, милымъ.

Шарлотта воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы отвѣтить ему:

— Да, многіе утверждаютъ это.

— Да, многіе это находятъ, — сказалъ онъ, — нѣкоторыя старыя женщины, къ нимъ принадлежу и я.

Собственно говоря, не оставалось ничего больше сказать объ этомъ; но вдругъ Шарлотта заволновалась; съ мукой въ голосѣ, рѣзко она воскликнула:

— Что-то въ этомъ родѣ вы говорили уже и раньше, но, Боже мой, что же должны дѣлать тѣ, которыя… я не думаю, чтобы у васъ были такіе средневѣковые взгляды, Хойбро!

Онъ удивленно посмотрѣлъ на нее. Она тоже начинаетъ защищать падшихъ женщинъ? Вѣдь прежде она была съ нимъ согласна. Онъ тоже вспылилъ и сказалъ:

— Средневѣковые взгляды? Да, я не изъ такихъ, какъ норвежскій радикалъ Бондезенъ, — если онъ вамъ это внушилъ, то… Не онъ? Ну, во всякомъ случаѣ, у насъ съ вами мнѣнія расходятся насчетъ этого вопроса.

Потомъ онъ продолжалъ:

— По правдѣ говоря, теперь уже больше не стыдятся, вступаютъ въ бракъ уже болѣе или менѣе испорченными; съ дѣвушкой обращаются, какъ съ первой встрѣчной женщиной — прошу извиненія! Онѣ разгуливаютъ себѣ по Карлъ-Іоганнштрассе, какъ ни въ чемъ не бывало; сегодня она кланяется своему возлюбленному на виду у всѣхъ, завтра съ другимъ идетъ къ вѣнцу. Я говорю только, что я бы не могъ жениться на такой. Вы бы могли? Знать, что женщина, съ которой ты связанъ на всю жизнь, что она бывала… лежала… ухъ! всю жизнь сознавать, что вотъ эти руки, эта грудь… что ты повѣнчанъ съ какими-то остатками человѣческими… И быть приговореннымъ вдыхать въ себя съ каждымъ вздохомъ этотъ запахъ другого! Я сказалъ только, — что касается меня, я бы этого не могъ!

— Да, такъ можетъ разсуждать только тотъ, кто чистъ.

— Я не понимаю, что такое съ вами сегодня вечеромъ, вы непремѣнно хотите защищать эти некрасивыя вещи! Я не понимаю. Чистъ? Вы должны знать, что я далеко не невиненъ; но все-таки я настаиваю на томъ, что я сказалъ. Я, къ сожалѣнію, настолько виновенъ, что если бъ мой грѣхъ былъ извѣстенъ міру, я сидѣлъ бы въ данную минуту въ тюрьмѣ! — Хойбро поднялся возбужденно и всталъ передъ ней. — Значитъ, я не чистъ. Вотъ почему каждый можетъ мнѣ сказать: Нѣтъ, съ тобой я не могу повѣнчаться, потому что ты не чистъ. — Хорошо, отвѣчаю я, я тоже самое сдѣлалъ бы на твоемъ мѣстѣ! Тогда я лишаю себя жизни или проклинаю, или стараюсь забыть, смотря по тому, насколько сильна моя любовь.

Шарлотта молчала. Болѣе спокойный, улыбаясь, онъ прибавилъ:

— Но если встрѣтится мнѣ дѣвушка, которая захочетъ быть моей женой, несмотря на то, что я виновенъ, — хорошо, значитъ она другого мнѣнія обо мнѣ, и мы поженимся.

Итакъ, значитъ, онъ никого не обманывалъ, ничего не скрывалъ. И чего онъ старается? Его дѣло погибло, давно погибло, онъ давно это сознавалъ. А теперь это обнаружилось еще яснѣе. Шарлотта сидѣла совершенно равнодушная: все, что онъ сказалъ ей, нисколько ея не трогало; даже то, что онъ выдалъ себя, не произвело на нее впечатлѣнія.

— Ну, что же, женитесь тогда, — сказала она разсѣянно. Но когда она поднялась и посмотрѣла на него, она прибавила: — Я сознаю, впрочемъ, что вы правы.

Онъ не ожидалъ такой уступчивости.

— Нѣтъ, я не правъ, — перебилъ онъ ее поспѣшно. — Въ общемъ, я не правъ, и я не хотѣлъ вовсе этого сказать. Но я правъ относительно самого себя настолько, насколько это касается меня самого. Я бы не могъ иначе поступить.