Редактор Линге - [40]

Въ эту минуту Линге не могъ не сознаться самъ передъ собою, что въ довѣріи публики къ его политикѣ произошла перемѣна. Онъ измѣнился, онъ сознавалъ это, и онъ не скрывалъ этого; въ немъ произошелъ расколъ, — это говорило и за и противъ него. И все это произошло изъ-за этой несчастной статьи по поводу уніи. Ну, онъ научитъ людей немножко размышлять; онъ будетъ ковать желѣзо, пока горячо, и весь міръ будетъ удивляться ему! Имя министра-президента еще популярно во всей странѣ; люди, слышавшіе всю свою жизнь, какъ его восхваляли, не могли вырвать его изъ своего сердца. Вотъ является Линге, какъ молнія, машетъ шляпой, и подъ громъ музыки возводитъ стараго властелина на его прежній тронъ. Народъ прислушивается къ этимъ звукамъ — это были всѣмъ знакомые звуки, въ нихъ была сила, а народъ будетъ радоваться, какъ прежде, какъ въ старыя времена. Да, Линге зналъ, что онъ дѣлалъ.

«Мы вѣдь увидимся?» Да, они увидятся. Скоро, въ одинъ прекрасный день онъ окажетъ услугу фру Дагни, какую никто во всей странѣ не могъ бы оказать. Она должна будетъ признать его власть. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ и себѣ окажетъ маленькую услугу; онъ понемножку заставигъ вспомнить о себѣ, и тогда уже не такъ-то легко позволитъ себя забыть. Вниманіе, которое онъ теперь привлечетъ, вознаградитъ его за убытки; онъ подумывалъ уже о маленькомъ расширеніи «Новостей», которое удивитъ тысячи его подписчиковъ!

Что скажетъ публика, что скажетъ весь міръ? Газеты, коллеги, конкуренты, либеральная пресса? Имъ будетъ досадно; почему бы и нѣтъ? Споровъ по поводу него, по поводу его газеты, — вотъ чего ему хотѣлосъ. Впрочемъ, онъ зналъ либеральную прессу: она качала утвердительно головой, когда онъ говорилъ; у нея былъ цѣлый штатъ редакторовъ, сила которыхъ заключалась не въ ихъ головахъ. Онъ такъ часто пускалъ пыль имъ въ глаза, и они кивали и повторяли его слова; если бы онъ далъ имъ штопать свои чулки, они штопали бы! Единственный, кто, можетъ быть, запнулся бы и попросилъ времени на размышленіе, — это «Норвежецъ». Когда Линге явится со своимъ проектомъ возсозданія министерства, редакторъ «Норвежца» погрузится на нѣкоторое время въ размышленія, а потомъ скажетъ то, что принято говорить въ такихъ случаяхъ: онъ выскажетъ осторожно сомнѣнія, настаивая на своихъ взглядахъ. Да, Линге зналъ его. Но если «Норвежецъ» посмѣетъ назвать этотъ великій, дипломатическій ходъ перемѣной убѣжденій, то онъ получитъ надлежащій отвѣтъ. Нѣтъ, это не перемѣна убѣжденій; этотъ шагъ онъ предпринялъ, какъ убѣжденный либералъ; это не было колебаніемъ, это было политикой въ политикѣ, тотъ же маршъ, только съ измѣненной скоростью.

Линге дошелъ до дверей своего бюро, здѣсь онъ остановился и задумался. Собственно говоря, дѣлать что-нибудь сегодня вечеромъ было безполезно; завтрашній номеръ «Новостей» уже составленъ, — а онъ воспользуется этой ночью, чтобы мысленно разработать подробности. Онъ собирался уже повернуть, когда по старой привычкѣ открылъ почтовый ящикъ и положилъ пришедшую почту въ карманъ; газеты онъ оставилъ.

Онъ спустился къ подъѣзду и пробѣжалъ письма при свѣтѣ фонаря; ему бросился въ глаза большой желтый конвертъ съ печатью, онъ вскрылъ его съ любопытствомъ.

Линге вздрогнулъ и задержалъ на мгновеніе дыханіе. Министръ! Министръ-президентъ хочетъ имѣть совѣщаніе съ нимъ, хочетъ говорить съ нимъ, какъ можно скорѣе, будь то ночью или днемъ.

Вотъ счастье, что онъ инстинктивно направился въ редакцію. Совѣщаніе — будь то ночью или днемъ; что-нибудь случилось, — его превосходительство, вѣроятно, не очень твердо сидитъ на своемъ предсѣдательскомъ креслѣ. Ну, тѣмъ лучше, тѣмъ больше будетъ заслуга Линге. Хотя лидеры и обошли его въ своихъ тайныхъ совѣщаніяхъ, тѣмъ не менѣе у него будетъ свое ночное совѣщаніе; его приглашалъ президентъ министровъ своей собственной персоной.

Линге взялъ извозчика и полетѣлъ на Уоламштрассе. Здѣсь онъ слѣзъ и пошелъ въ Штифтсгардъ [3]. Если бъ кто-нибудь видѣлъ, куда онъ идетъ въ полночный часъ? Онъ осмотрѣлся вокругъ: улицы, къ сожалѣнію, были пустыя; его никто не видѣлъ! Онъ позвонилъ, дверь отворили, — его ждали; его впустили безъ доклада.

Его превосходительство, старый, бѣлый какъ снѣгъ господинъ, принялъ его въ своемъ личномъ помѣщеніи.

— Я рѣшился побезпокоить васъ, потому что дѣло идетъ объ очень важномъ, — сказалъ онъ. — Благодарю васъ, что вы пріѣхали.

Этотъ голосъ, этотъ голосъ! Сколько разъ Линге слышалъ его въ залѣ стортинга на трибунѣ передъ массами людей. Линге вздрогнулъ.

Они сѣли другъ противъ друга. Линге держалъ въ рукахъ свою шляпу.

— Я подумалъ, что вы сегодня же вечеромъ зайдете въ редакцію, возвращаясь съ совѣщанія.

Линге ничего не сказалъ, онъ только поклонился. На совѣщаніи, разумѣется, онъ присутствовалъ. Ну, конечно, онъ тамъ былъ.

— Я знаю, къ сожалѣнію, — продолжалъ его превосходительство, — что между вами, господинъ редакторъ, и мною произошло большое разногласіе во мнѣніяхъ. Я сожалѣю объ этомъ и, во всякомъ случаѣ, не оправдываю себя. Въ этотъ тяжелый переходъ, когда у кормила правленія должно было встать первое либеральное правительство въ странѣ, намъ, государственнымъ людямъ, пришлось очень много работать, чтобы не споткнуться, а почва была очень скользкая, господинъ редакторъ. Я говорю не въ свою защиту, но мнѣ кажется, что въ этомъ — нѣкоторое извиненіе.