Редактор Линге - [4]

— Я живу здѣсь, — говоритъ дама, — но только нужно подняться очень осторожно.

Въ третьемъ этажѣ они останавливаются, входная дверь открыта, и они входятъ. Вдругъ дама отворяетъ дверь въ комнаты, широко распахиваетъ ее и толкаетъ передъ собой господина. Комната ярко освѣщена и полна гостей. Дама указываетъ на бѣднаго человѣка, стоящаго съ сапогами въ рукахъ и смущенно разглядывающаго общество. Она говоритъ:

— Этотъ господинъ присталъ ко мнѣ на улицѣ.

Этого было достаточно, — подруги ея всѣ разомъ закричали:

— Боже, неужели этотъ человѣкъ приставалъ къ тебѣ? — Когда онѣ немного угомонились, онѣ увидѣли, кто передъ ними стоитъ, и одна за другой смущенно произнесли имя Лепорелло.

Тогда господинъ увидѣлъ, что ему ничего лучшаго не остается, какъ исчезнуть, и онъ исчезъ.

Дама, съ которой онъ такъ попался, была Софи Илэнъ.

Вотъ съ какими людьми имѣлъ дѣло Линге, этотъ легкомысленный редакторъ. Какъ онъ теперь выпутается изъ этой исторіи? Вѣроятно, будетъ молчать!

На другой день этотъ случай былъ скромно приведенъ подъ заглавіемъ: «Храбрая молодая дама». — «Это былъ удивительно хорошій поступокъ, — говорили „Новости“, — поступокъ, достойный подражанія. Хорошо было бы, если бъ онъ повліялъ, какъ слѣдуетъ, на нашихъ дамъ».

Эта маленькая, симпатичная замѣтка произвела больше впечатлѣнія въ семьѣ Илэна, чѣмъ всѣ вмѣстѣ взятые легкомысленные аргументы Андрея Бондезена; съ этого дня ему больше не запрещалось приносить «Новости».

И что за редакторъ былъ этотъ Линге! Для этого сильнаго характеромъ человѣка личность не играла никакой роли: онъ не щадилъ даже своего дорогого Лепорелло, если тотъ поступалъ неправильно.

Обѣ сестры прилежно шьютъ; мать входитъ и выходитъ, а Хойбро сидитъ и наблюдаеть за ними.

Это — тридцатилѣтній мужчина, у него черные, какъ уголь, волосы и борода, но глаза голубые, и эти глаза смотрятъ какъ-то особенно задумчиво. Порой, въ разсѣянности, онъ поднимаетъ то одно, то другое могучее плечо. У него внушительный видъ, и благодаря его темному лицу, онъ кажется иностранцемъ. Лео Хойбро обыкновенно — очень тихъ и скроменъ. Онъ изрѣдка говоритъ лишь самое необходимое, а потомъ опять смотритъ въ свою книгу и начинаетъ о чемъ-то размышлять. Но если онъ сердился, его рѣчь и глаза горѣли, и онъ обнаруживалъ удивительно глубокую силу. Этотъ человѣкъ былъ уже двѣнадцать лѣтъ студентомъ и занималъ у своихъ друзей по кронѣ, когда удавалосъ. Вотъ уже пять мѣсяцевъ, какъ онъ жилъ у Илэновъ.

— Дамы очень прилежно работаютъ, — сказалъ онъ.

— О да, нужно же кончать.

— А что это такое будетъ, можно узнать?

— Коверъ. Красиво, не правда ли? Онъ будетъ на выставкѣ. А когда онъ будетъ готовъ, желаніе каждой изъ насъ, конечно, если оно будетъ не слишкомъ дорогимъ, будетъ исполнено. Мама обѣщалась. Шарлотта хотѣла получить короткое, гладкое платье для спорта.

— А фрёкенъ Софи?

— Квитанцію сберегательной кассы на десять кронъ, — отвѣчала Софи.

Хойбро опять углубился въ свою книгу.

— Синее платье для спорта, — начинаетъ опять Шарлотта.

Хойбро смотритъ на нее.

— Что вы говорите?

— Ахъ, ничего! Наконецъ-то у меня будетъ новое платье для катанья.

Хойбро что-то бормочетъ о томъ, что спортъ черезчуръ захватилъ ее. Для нея, собственно говоря, скоро не будетъ совсѣмъ существовать другихъ людей, кромѣ тѣхъ, которые на чемъ-нибудь ѣздятъ.

— Вотъ какъ? Да, вѣдь, теперь такое время — эмансипація!

— А каковъ идеалъ молодой дѣвушки господина Хойбро? Не хочетъ ли онъ имъ разсказать объ этомъ? Вѣроятно, это дама, которая умѣетъ ходить пѣшкомъ, только пѣшкомъ?

Нѣтъ, это не совсѣмъ такъ, онъ этого не сказалъ бы. Но вотъ онъ былъ какъ-то учителемъ въ одномъ домѣ, о которомъ онъ часто вспоминалъ позже.

Это было въ деревнѣ. Тамъ не было ни теплыхъ купаній, ни пыли улицы Карла Іоганна, ни разодѣтыхъ мопсовъ, но въ молодыхъ женщинахъ было много огня, силы и искренняго смѣха съ утра до вечера. Имъ, можетъ быть, пришлось бы плохо, если бъ ихъ начали экзаменовать по какимъ-нибудь научнымъ предметамъ; онъ почти увѣренъ, что онѣ ничего не знаютъ о періодахъ обращенія земли и о фазисахъ луны, — но, Боже мой, какія у нихъ пылкія сердца, сколько блеска въ ихъ глазахъ!

И какъ мало свѣдущи онѣ были въ искусствѣ спорта, бѣдняжки!

Какъ-то вечеромъ мать разсказала дочерямъ, что у нея было кольцо съ камнемъ, но она его потеряла; голубой камень, только, Богъ знаетъ, былъ ли этотъ камень настоящій, — кольцо это было подаркомъ. Тогда Болета, старшая дочь, сказала: «Если бъ у тебя было теперь кольцо, мама, ты бы мнѣ его отдала?» Но прежде, чѣмъ мать успѣла отвѣтить, Тора нѣжно прильнула къ ней и сказала: «Нѣтъ, я получила бы его!»

И, представьте себѣ, обѣ сестры вдругъ начали спорить и чуть не подрались изъ-за того, кто бы изъ нихъ получилъ кольцо, если бъ оно не пропало. И это случилось не потому, что одна завидовала другой, а просто — каждая хотѣла стоять ближе къ сердцу матери.

— Вотъ какъ? — говоритъ Шарлотта удивленно, — что же тутъ хорошаго, что обѣ сестры поссорились?

— Боже мой, вамъ нужно было бы самой это видѣть. Это не поддается передачѣ, но это было такъ трогательно. Наконецъ, мать говоритъ обѣимъ: «Послушайте, дѣти, какія вы глупыя! Зачѣмъ Болета и Тора ссорятся?»