Речной король - [16]

В этот год на чердаке жили трое новичков: Дэвид Линден, чей прадедушка был губернатором штата, Натаниэль Гибб из Огайо, победитель технических олимпиад в трех штатах, и Гас, ошибка из ошибок, чье присутствие убедительно доказывало тот факт, что, как бы прекрасно достижения личности ни выглядели на бумаге, на деле они могут сложиться в слово «катастрофа». Что касается Гаса, он приехал в Хаддан-скул, не питая иллюзий насчет человечества в целом и не ожидая ничего хорошего от своих соучеников в частности. Он был полностью готов столкнуться с презрением, его осаждали и оскорбляли достаточно часто, чтобы он научился не обращать на это внимания.

Однако из всякого правила бывают исключения, какое Гас делал для Карлин Линдер. Он обожал в Карлин все, он жил ради того часа, когда они откладывали учебники и тайком уходили на кладбище. И даже ворона, гнездящаяся на вязе, не могла заставить его отказаться от этого похода, потому что, оказываясь рядом с Карлин, Гас вдруг испытывал прилив странного оптимизма, в свете ее сияния весь остальной мир тоже начинал сверкать. На короткий срок людская нечестность и человеческие слабости оказывались забытыми или, по крайней мере, временно отодвинутыми в сторону. Когда наступало время возвращаться, Гас шел по тропинке, цепляясь за каждое мгновение, делая все возможное, чтобы отсрочить прощание. Стоя в тени розовых кустов и глядя на Карлин, забирающуюся обратно по пожарной лестнице в корпус «Святой Анны», он чувствовал, как ноет сердце. Он понимал, что оно вот-вот разорвется, но был бессилен что-либо сделать. Карлин всегда оборачивалась и махала ему перед тем, как влезть в свое окно, и Гас Пирс всегда махал в ответ, словно полный болван, настоящий идиот, готовый на все, только бы угодить ей.

С того самого дня, когда он поднялся на чердак, где с головокружительной скоростью распаковал вещи (хотя любой сказал бы, что он как попало побросал пожитки в шкаф), Гас знал: его приезд в Хаддан-скул был ошибкой. Как-то днем Гарри Маккенна постучал в его дверь сообщить, что этим вечером состоится собрание жильцов дома, и холодно посоветовал Гасу явиться вовремя. Гас, которому не понравился снисходительный тон старшего соученика, так же как ему не нравилось подчиняться приказам, тотчас решил отвертеться от того, что обещало быть скучным вечером, и сбежал.

Вместо того он встретился на кладбище с Карлин, и они вместе наблюдали, как Орион поднимается на восточном горизонте, высоко над кронами тополей и кленов. Стоял прекрасный вечер, и несчастный Гас ощущал, как нечто похожее на надежду зарождается внутри его. Однако эйфория длилась недолго. Гас не понял: то, о чем говорил ему Гарри Маккенна, было не приглашением, а приказом. Он догадался об этом, только вернувшись к себе в комнату. Незамеченным проскользнул он через парадную дверь «Мелового дома» ровно через два часа после отбоя и благополучно поднялся по лестнице, но когда оказался на чердаке, то понял: что-то случилось. Дверь его комнаты была приоткрыта, хотя Гас не помнил, закрыл ли дверь, уходя; в доме было слишком тихо даже для столь позднего часа. Кто-то хотел убедиться, что он усвоил урок, а урок оказался до чрезвычайности прост: некоторые приглашения лучше не оставлять без внимания.

В комнате Гаса постельное белье и одежда были свалены в кучу и залиты мочой. Лампочки выкручены из лампы, разбиты, а осколки рассыпаны по подоконнику, стекло красиво блестело, словно горсть бриллиантов, разложенная на полированной доске. Гас вытянулся на матрасе, чувствуя, как горечь растекается по горлу, закурил сигарету, несмотря на запрет, и наблюдал, как дым спиралью поднимается к трещинам в потолке. Исходя из личного опыта он считал, что произошло следующее: человек дорого заплатил за мгновения радости. Проведешь вечер с красивой девушкой, прогуляешься по лесу приятным прохладным вечером, лениво поваляешься на надгробье другого человека, наблюдая за сверкающими звездами, и уже скоро получишь послание, напоминающее о том, против чего ты выступаешь.

Гас перекатился на живот и загасил сигарету об пол под кроватью. Красные искры взлетели вместе с дымом, от которого защипало глаза, но ему было наплевать, пожар был бы наименьшей из его проблем. Гас был таким худым, что кости болели от пружин матраса. Хотя он устал, он знал, что спать ему не стоит ни этой ночью, ни, возможно, следующей. Если кто-нибудь примется взвешивать красоту лунного света и глубину человеческой жестокости, что из них перетянет? Лунный свет невозможно удержать в руке, зато жестокость может ранить глубоко. Кто сможет описать цвет лунного сияния, когда его уже сменил яркий свет дня? Кто сможет утверждать, будто бы когда-то существовал, если он всегда был лишь немногим больше, чем сон?

После того как Гас подмел разбитое стекло и выполоскал белье в тазу, он отправился в лазарет. Головная боль и тошнота были вполне реальными, так же как и поднимающаяся температура. Честно говоря, в Хаддан-скул нашлось мало таких, кто скучал по нему. Учителя ощутили облегчение от его отсутствия, он был трудным учеником, спорящим, лезущим на рожон в один миг и скучающим, замкнутым — в другой. Карлин единственная беспокоилась за него, она напрасно искала его, осматривала кладбище и столовую. Когда она наконец отыскала след Огаста, школьная медсестра Дороти Джексон сообщила ей, что в лазарете не предусмотрено часов посещения. Поэтому Карлин не видела приятеля восемь дней, пока он снова не оказался в своей постели. Завернувшись в пальто, словно в одеяло, он таращился в тусклом свете на потолок. Он только что проковырял дыру в старой штукатурке, поступок человека, не имеющего доступа к иным спасительным средствам, кроме как мелкое вредительство. Куски штукатурки валялись на полу и на матрасе. Обнаружив Гаса, Карлин опустилась рядом с ним на кровать, чтобы изучить последствия его гнева. В дыре под карнизом можно было разглядеть облака, квадрат синего неба глядел на них из гнилой дранки.