Рецепт идеального лета - [5]

– Злоупотребишь с вами, как же… – вполголоса пробормотал Костик и громко спросил: – Если арбузы такие вредные, зачем мы их собирали?

– Да, – поддержали его остальные, – куда их сейчас повезли? Уничтожать?

– Арбузы очень полезные, – перекрыла хор возмущенных голосов вожатая. – Но переесть их можно до тошноты и даже расстройства желудка.

– Да нам бы хоть по кусочку, – хнычущим голосом проговорил Костик. – А мы тут как рабы на плантации, хны…

– По кусочку и получите, – веско пообещала вожатая. – После обеда.

– А после ужина? – мгновенно среагировал Костик.

– А после ужина – спать, – отшутилась вожатая.

– Щедрые такие, – осклабился Костик, отвернувшись от вожатой. – Меня от их щедрости больше тошнит, чем от переедания.

Наконец мы въехали с открытого пространства черноземных полей в тенистую аллею. Это были грецкие орехи – серые деревья с раскидистыми кронами. Правда, сами грецкие орехи были еще неспелые – мы уже делали вылазку как-то вечером и вернулись в лагерь с коричневыми ладонями. И тут нам не подфартило.

Съев после ужина по жалкому ломтику арбуза, мы разбрелись по лагерю. Вот что называется – по усам текло, а в рот не попало! Было обидно, обиднее некуда, чего уж там. Если сперва мы хотя бы получали бонусы в виде сливы – причем в каком угодно количестве, лишь бы была вымытая, то тут, единственный раз будучи вывезены на поле с невообразимым количеством арбузов, за всю нашу работу мы получили по жалкому кусочку.

И было действительно непонятно – ну что им, жалко, что ли?.. Ведь наверняка никто даже и не знал, сколько там этих арбузов на поле. Арбузом больше – арбузом меньше, никто бы даже и не заметил! Зато мы были бы просто счастливы. В самом деле, ведь не в солдаты нас готовили, чтобы муштровать подобными запретами. Вряд ли наши родители представляли, что на целых три недели сдали нас в рабство. Да, рабство, иначе и не назовешь…

Ноги сами привели меня к футбольному полю. Я привычно уселась на трухлявый пень на его границе и стала бездумно смотреть на пустое поле. В этот день даже мальчишки не гоняли по нему мяч. Всем все приелось. Так подумать, где они могли быть – немного вариантов: срывали грецкие орехи в надежде, что те созреют уже дома; играли в карты в каком-нибудь корпусе или развалившись на траве за одним из них; крайний и самый неправдоподобный вариант – рванули на арбузное поле.

Все это сейчас было неважно. По крайней мере, для меня. Я уже прекрасно понимала, что мне не удастся очаровать ни одного из них. А ведь когда я ехала в этот лагерь, то воображала, как в кого-нибудь влюблюсь. И даже позволяла себе помечтать, что кто-нибудь – ну хоть кто-нибудь! – влюбится в меня. За всю мою жизнь в меня влюблялся мальчишка всего один раз: в детском садике. Звали его Стас. Был он ужасно толстым, с молочной кожей и бледными глазами. Он все таскался за мной по пятам и повторял, что, когда вырастет, женится на мне.

Я пошла к карусели – «гигантским шагам». Даже и она стояла без дела. Да что там, весь лагерь словно вымер. Уцепившись за палку, смирно висящую на толстой веревке, словно поджидающую именно меня, я пошла по кругу, разгоняясь все быстрее и быстрее. Наконец мои ноги оторвались от земли, и я полетела. Карусель время от времени едва слышно скрипела, а я наматывала круг за кругом, изредка отталкиваясь от земли. Я будто перепрыгивала – нет, перелетала! – через глубокие пропасти.

Не сразу заметила, что к карусели подошел Денис и присел на корточки, наблюдая за моим полетом. Когда я остановилась, предоставляя ему возможность полетать в свой черед, он покачал головой:

– Да не, ты качайся. У меня от такой голова кружится…

Но вообще-то я и сама уже накачалась. Трава на футбольном поле была выжженная солнцем и вытоптанная. Бело-желтая солома. Я присела на нее рядом с Денисом, справляясь с головокружением.

– Ты чего здесь совсем одна? – спросил Денис. – А подружки где?

– Ты про Наташку? – ляпнула я и тут же пожалела: Денис покраснел и опустил голову. – Ты тоже один. – Я не знала, что сказать, чтобы сгладить неловкость. Наверное, нужно было как-то перевести разговор на другую тему, но я тогда не была еще знакома с такими тонкостями человеческого общения – была толстокожа, как бегемот, и излишне прямолинейна.

– Парни за арбузами рванули, – признался Денис. – А я утром натаскался, что-то больше не хочется.

– Я так и думала, – кивнула я. И мы замолчали. Разговор не клеился. Вообще ничего не клеилось в этом лагере. От послеполуденной жары воздух на поле словно шел легкими волнами. Да и само солнце, казалось, чуть-чуть покачивалось в небе, будто секундная стрелка часов с почти севшей батарейкой.

Вдалеке, на другом конце поля, из сливового сада вышла тоненькая фигурка и быстрым шагом направилась в сторону корпусов. Спустя секунды вслед за ней появилась другая и направилась к нам. Я уже знала, что за этим последует: рассказ о любовных приключениях в гуще деревьев.

Однако приблизившийся к нам Костик, увидев Дениса, сбавил скорость и подошел к нам совсем расслабленной походкой. Его худые руки широко взлетали при каждом шаге, словно ему не хватало воздуха, и он старался загрести его как можно больше.