Рецензии на 'Кромешника' - [2]
Голицын - фамилия аристократическая, и, как вскользь сказано, многих предков Ивана порешили во время революции и гражданской войны. Сам же он, надо думать, потомок того самого поручика Голицына, который не внял восклицанию "Зачем нам, поручик, чужая земля ?!" Россия Ивана Голицына давно вернулась на монархический путь, но, памятуя о пролитой голицынской крови, заварушку на планете Голуэя он принимает близко к сердцу. Как только очнулся, так сразу взял в руки пулемет и начал крушить "товарищей" (которые здесь, впрочем, именуются "соратниками").
Социальное происхождение Антона в его времени не имеет значения. Были ли его предки во времена Великого Октября комиссарами в пыльных шлемах или кем-то еще - неважно. "Румата" - коммунар. Там у них, в двадцать втором веке, все коммунары.
Впрочем, ему приходится маскироваться - не поймут-с, средневековье-с. Поэтому Антон притворяется аристократом, доном Руматой. Ему, правда, противно это делать. "Не идет аристократизм", как говаривал в свое время Жванецкий. Правда, быть аристократом в Арканаре - это презирать простолюдинов, драться и всяким разным образом непотребно себя вести. Но вот именно это у положительного коммунара дона Руматы получается плохо. То есть побесчинствовать и перебить посуду попавшегося на пути гончара он еще может, но при этом за разбитые в результате бесчинств горшки щедро заплатит золотом. А уж как не хочется человеку коммунистических убеждений ночевать с похотливыми местными дамами... Но дамы могут сообщить важные для прогрессорской деятельности сведения!
А вот Голицыну не приходится притворяться аристократом - все видят, что он такой и есть. Взяв себе аристократическое имя, "князь Росен" ведет себя так, как должен вести аристократ. Сражается за восстановление порушенного катаклизмом государства, спасает бывшего самодержца ("суверена") и организует изничтожение "соратников".
И Гек, Гекатор Сулла, тоже живет под псевдонимами. Зовется ли он Тони Руссо, Тони Сордже или Стивен Ларей - не важно. Потому что его настоящее, аристократическое имя, "горькое и тяжкое", до поры не знает никто Кромешник. Гек - аристократ самой высокой пробы. "Пробами" в Бабилоне называются уголовные касты - ржавые или золотые, скуржавые, фраты, трудилы... Гек стал последним Большим Ваном. Варлак и Суббота, два чудом выживших представителя этой легендарной пробы, выкорчеванной государственной машиной подавления, перед гибелью своей назначили его преемником. "Ваны уходили в никуда, в ночь. Они смиренно понимали, что поставлен предел их земному существованию, что они последние осколки былого величия уголовного братства; но вот смириться с тем, что умрут старинные блатные традиции и принципы, что навеки канут в безвестность анналы их славного прошлого, этого Ваны не могли и не хотели". Гек получил на тело все нужные наколки, узнал все вановские примочки и секреты, запомнил легенды и песни, перенял "понятия". И остался один.
Безусловно, и Арканар, и Голуэя, и Бабилон - не более чем маски, в разной степени прозрачные. За подробным рассказом О'Санчеса об обычаях бабилонских зон угадываются реалии российских ИТУ. В произведении Стругацких отразился тогдашний реально волновавший многих конфликт между коммунистическими идеалами (в которые определенная часть общества, безусловно, искреннее верила) и реальным состоянием этого самого общества, с которым не построишь даже "один хороший социализм", как говаривал герой Искандера. У Злотникова - просто-таки перепев реалий российского большевистского переворота, даром что вместо Киева - Коев, а в бронепоезде сидит не товарищ Троцкий, а соратник Птоцкий. Все узнаваемо - и офицеры с барабанниками вместо револьверов, и мужичонки, в уста которых автор вкладывает замечательное словечко "ыбло" (применяется, например, в качестве обращения).
Чего хочет герой романа Злотникова - понятно. Он хочет переделать (в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот, Голуэю. Сделать так, чтобы всякое ыбло, претендующее на управление бывшей великой страной, получило по сусалам и водворилось на подобающее ему место. Для этого надо всего ничего: спасти суверена, которого уже завели в подвал расстреливать, написать толковый устав новой армии... Организовать эту самую армию, повыполов из ее рядов тех, кто по разным причинам больше вреда приносит, чем пользы. В деле чистки своих рядов "князь Росен" непреклонен: "Бабахнул выстрел. Между глаз атамана возникла аккуратная, будто нарисованная дырочка, он уронил шашку и рухнул на пол. Несколько мгновений в комнате стояла мертвая тишина. Князь убрал барабанник и, повернувшись к полковнику, спокойно сказал:
- Позаботьтесь о теле, командующий, и назначьте нового атамана. - И после паузы добавил: - Надеюсь, это будет ПОСЛЕДНЯЯ измена". Ну, а уж противников крошить - будьте любезны, на войне как на войне.
Чего хочет герой романа Стругацких - тоже понятно. Он хочет переделать (в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот - Арканар. Он приближает светлое коммунистическое послезавтра, до которого ни один из нынешних аборигенов, безусловно, не доживет. А вот с методами приближения этого послезавтра у "дона Руматы" и его друзей-коммунаров неувязочка. Даже самого злобного и исторически вредного гражданина они не могут насильственно обезвредить. Мораль-с не позволяет-с.
«Воспитан рыцарем» – первый роман о Древнем Мире из эпопеи ХВАК.Представьте себе Древний Мир, населяющий Землю сто пятьдесят лет назад, в мезозое, и живущий по своим сказочным законам. В этом мире есть место всему: героям, злодеям, богам, тироннозаврам, схваткам на мечах… В Древнем Мире жизнь полна опасностей, и люди там – под стать Древнему миру богатыри и герои, буйные, благородные, странные, бесшабашные, мудрые среди которых самые загадочные – Хвак и Зиэль.К Древнему Миру подступают Морево, неведомая угроза, способная уничтожить все живое и разумное, кому как не героям ее остановить?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жажда войны и жажда власти — вот главные силы, определяющие всю жизнь, весь уклад Империи.Империя же — центр Древнего Мира, сердце его. Так называемое Морево, конец света, долго подкрадывалось к Древнему Миру — и вот хлынуло на просторы Империи, дабы стереть с лица земли всех ее обитателей.Но обитатели эти — люди, звери, демоны — вовсе не желают сдаваться и принимают бой с жутким безглазым воинством, потому что привыкли к битвам, потому что сражения — это то, чем испокон веков живет и дышит Империя.
И прошли тысячелетия и однажды воскрес Хвак, прощенный Матушкой-Землей, в совсем уже другом мире, да и сам изменился – не узнать. Но жизнь вести начал он такую же, как и прежде!© FantLab.ru.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…основная идея и цель комедии г. Загоскина нам очень нравится. Честь и слава художнику, который делает такое благородное употребление из своих дарований; честь и слава художнику, который употребляет свой высокий, данный ему богом талант на осмеяние невежества и эгоизма, на исправление общества! Но еще более ему чести и славы, если эта благородная цель гармонирует с направлением его таланта, если она дружна с его вдохновением, если она есть следствие его привычных дум… только под этим условием невежество устыдится своего изображения; в противном же случае оно не узнает себя в нем и будет над ним же издеваться!..».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».