Ребята с улицы Никольской - [24]

Воскресный вечер еще только вступал в свои права, поэтому публики в ресторане собралось немного. И когда я заглянул в окно, толстая с рыжими косами тетка, выступавшая на полукруглой эстраде в сопровождении двух лысых гитаристов, как раз кончила петь. Раздалось три-четыре жиденьких хлопка. Я собирался уже возвратиться к друзьям на Козий бульвар, как вдруг в самом темном углу, направо от эстрады, увидел двух людей. Одного из них, истопника нашего клуба Женьку Бугримова, я знал давно. Года четыре назад Женька Бугримов, здоровый двадцатипятилетний парень, считался некоронованным владыкой чистильщиков сапог. Почти на каждом перекрестке в городе сидело по нескольку мальчишек-чистильщиков. Прохожих они провожали жалобным, протяжным стоном, даже если те шли в идеально начищенных сапогах или совсем босиком:

— Гражданин, почистим! Почистим, дорогой гражданин! А?

Бугримов со своей бабушкой обитал в ветхом флигеле недалеко от нас, по Никольской улице. Бабушка его, носившая прозвище Кошачья Царица, обожала кошек, и этого зверья у нее был полон двор. Бугримов неоднократно пытался воевать с кошками, топил их в Акульке, за что бывал не один раз изруган портным, защитником животного мира. Но бабушка не сдавалась, приносила все новых кошек, и внук в конце концов смирился:

— Спасибо, что старуха не вздумала разводить еще львов либо тигров, — говорил он в утешение. — Пришлось бы из дому бежать…

Грамотой Бугримов не овладел, работать не желал, а предпочитал целыми днями бродить по городу и собирать дань с чистильщиков. Жаловаться на вымогателя мальчишки никуда не могли да и побаивались: профессия их нигде не регистрировалась, ни в какие профсоюзы чистильщики обуви не объединялись, на бирже труда не значились. Бывало, и милиция реквизировала у подростков орудия производства, как у беспатентных предпринимателей, и штрафовала.

Меня и Бориса с этим типом связывала старая забавная история. Я тогда лишь закончил вторую группу и мечтал об акварельных красках, но мать сказала:

— Потерпи, Гоша, немного… Денег у нас сейчас с тобой свободных нет… Будут, куплю.

Ждать мне не хотелось, и я решил раздобыть деньги сам. Глеб в то лето гостил у Игната Дмитриевича, на Северном заводе, поэтому в свой план я посвятил только Бориса. Борису план понравился, и он вызвался помочь мне.

Особой хитрости в нашей затее не было: просто-напросто мы решили превратиться в чистильщиков обуви, чтобы немного подработать на краски. Тайно от матери я смастерил ящичек для чистильных принадлежностей, а Борис стащил дома щетки и баночку ваксы. Нам не хватало лишь стула, на который бы садились клиенты, но Борис и тут выручил — принес раскладную табуретку, валявшуюся у Семена Павловича в чулане. Правда, брезент в ней продрался, но это нас не остановило: мы быстро нашили на него заплаты.

В один из летних вечеров начинающие чистильщики появились около сада Филитц.

— Чистить желаете?

Мы, как по команде, повернулись на голос. Перед нами стоял Бугримов.

Я кивнул головой.

— А умеете? — продолжал он ласковым тоном.

— Еще как! — соврал я.

— Взнос вступительный требуется!

Мы с Борисом изумленно раскрыли рты.

— Галка в пасть залетит, захлопните, пока не поздно, — посоветовал Бугримов и повторил: — И взнос вступительный требуется!

— Какой взнос? — ничего не понимая, спросил я (мы тогда еще не знали о вымогательствах, которыми занимался Бугримов).

— Могу рекомендоваться, — важно пояснил Бугримов: — Государственный фининспектор, собираю налоги… И потому прошу три рубля, а после чистите хоть всю ночь… Ну, уразумели? Налоги я собираю. Налоги. Уразумели? Налоги с чистильщиков. Деньжата водятся?

— Нет, — печально ответил я.

— Нет, — подтвердил и Борис.

— А что есть?

— Вот! — Борис полез в карман куртки и нерешительно достал маленький перочинный ножик с перламутровой ручкой, который недавно из Москвы привез ему Семен Павлович.

У Бугримова при виде ножика глаза заблестели, как у кота, почуявшего запах рыбы.

— А ну, покажь! — он протянул руку.

Борис со вздохом передал ему отцовский подарок.

— Ерунда все это! — презрительно бормотал Бугримов, жадно разглядывая ножик. — Подделка под драгоценность… Но из любви к вам беру… Загоню на базаре, а вырученные деньги сдам в Государственный банк… Налог подобным образом будет погашен. Садитесь, детки!

Мы, обрадовавшись, что все так хорошо получается, стали устраиваться. Бугримов, спрятав ножик, шмякнулся на нашу табуретку, брезент затрещал.

— Ничего, выдержит, — авторитетно произнес он и, мило улыбнувшись, предложил: — Потренируйтесь, детки, пока на моих ботинчошках!

Ботинки у Бугримова были стоптанные и грязные, давно потерявшие первоначальный цвет. Чистить бугримовскую обувь нам показалось противно и унизительно. Но что оставалось делать? Я нехотя достал из ящичка баночку с ваксой, а Борис — щетку. И только мы хотели приняться за дело, как вдруг — о, ужас! — увидели перед собой… с догом Гражусом на поводке самого Семена Павловича.

Лицо Зислина-старшего не предвещало ничего хорошего. Гражус со злобным урчанием рванулся из рук хозяина. Мы с Борисом окаменели, а Бугримов, соскочив с брезентовой табуретки, в испуге бросился в открытые ворота сада.