Ребята из УГРО - [45]

— Сколько же понадобится еще времени, чтобы они были готовы?

— Давай садись и рассказывай, — словно угадав Сашины мысли, сказал Шульгин, — а я над твоими чеботами немного помудрую.

— Что рассказывать, дядя Костя?

— Все, что хочешь. Начни с Ольги или с рябого, а лучше с буфетчицы. Когда-то я с ней лично хотел познакомиться, да не пришлось.

Саша растерялся вконец и не мог вымолвить ни слова. Шульгин взглянул на него и расхохотался:

— Да ты, брат, не красней. Я в вашем деле кое-что смыслю и постоянно в курсе. Это ведь Лелькин муженек меня сапоги шить заставил. Не понимаешь? Сейчас объясню. Сначала его банду разгромили возле Байкала. Но атаман с десятком головорезов ускользнул. Искали, искали и нащупали его под Александровом. Поехали брать. Завязался бой. Я и наткнулся на пулеметную очередь. Бандиты на лошадей, наши за ними следом, а мы с Борисом, ну, с Картинским, остались. Ему в правую руку, а мне по ногам полоснуло. Борис меня на себе версты три тащил. Упадет, отлежится и снова меня волочет. Упорный мужик этот Картинский. Только мне ноги-то все равно отрезали, а у него ничего, рука зажила. Так-то вот, дорогой товарищ Дорохов. Лелька-то, атаманова жена, все золотишко и драгоценности награбленные успела захватить и в Китай подалась. Ребята тогда отыскали проводников, что ее через границу перевели. Думали, она там и осталась. Ан нет, вернулась. Как говорится, царство ей небесное. Лихая женщина была. Перед революцией здесь, в Иркутске, гимназию окончила. Папаша у нее большими деньгами на приисках Бодайбо ворочал. В шестнадцатом году все свои капиталы за границу перевел и сам подался в Бельгию или Голландию, сейчас уж не помню. А дочка его единственная не поехала. Сначала с анархистами связалась, потом с деникинцами, побывала у атамана Семенова, а когда их разбили, почему-то осталась в Сибири. Нашла себе муженька из бандитов, кто с Семеновым якшался, а тот уже без лозунгов, без всяких монархических идей грабил всех подряд — и своих, и чужих, лишь бы золото да камешки блестящие были. Вот так, дорогой мой товарищ уполномоченный. А в двадцать шестом году, после госпиталя, сменил я оперативную работу вот на это ремесло.

Шульгин взял за голенища будущие Сашкины сапоги, внимательно осмотрел со всех сторон, пощупал мягкую, черную, отливающую темной синевой кожу и выбрал под верстаком пару колодок. Повертел их в руках и так и эдак, зачем-то пальцем провел по невидимой линии утиного носа и стал прилаживать заготовку.

— Со мной почему так получилось? Молодой был и сильно храбрый. В общем, дурак! Лез куда ни попадя… Теперь вот сколько лет прошло, а все думаю про тот бой. Нужно мне было заимку с тыла обойти. Тогда и ноги б уцелели, и Картинского б не зацепило. Бандитам путь бы отрезал, а значит, и другие ребята спаслись бы. А я полез в лоб. Ты вот представь: понадобились бы тебе сапоги, если бы у рябого пушка при себе была? Думаешь, геройство на бандитскую пулю напороться? Нет, милый мой дружок, в розыске все перестрелки да погони от неумения или самоуверенности. Пошли на авось, рассчитывая на собственную храбрость, а на авось и грибов не соберешь. По-твоему, откуда у Миши Фомина поговорка такая взялась: «Думать надо, думать»? В первые-то годы уж больно он горяч был. В каждую нору лез очертя голову и глупостей мог натворить со своим ухарством. Нашлись, слава богу, люди, посоветовали повторять про себя: «Думать, Фомин, надо, думать». И представь себе, помогло. Теперь это «думать» у нас уже за поговорку пошло.

Шульгин говорил не спеша, хитровато поглядывая на Сашу, а руки его, словно сами по себе, ловко справлялись с работой. На глазах у Саши его правый сапог обретал законченную форму.

Еще и еще приходил Дорохов к дяде Косте, и наконец заветные сапоги были готовы. Не помня себя от радости, с обновой в руках, Саша, прощаясь с Шульгиным, попросил разрешения зайти к нему в ближайший выходной.

— А вы что, теперь всем уголовным розыском по шестидневкам отдыхаете? — неожиданно спросил Шульгин.

— Кто не дежурит, отдыхает.

— Ты «Степана Разина» Чапыгина читал? Нет? Тогда возьми вон там на третьей полке, по-моему, четвертый том справа.

Дорохов положил сапоги на верстак, отыскал книгу.

Шульгин сказал:

— Книгу возьми! Прочти. Хорошо написана. Потом еще что-нибудь дам. Есть у меня стоящие книги. Когда будешь свободен, приходи.

Давно были сшиты сапоги с белым рантом, а Сашка, едва выдавалось свободное время, бежал в Рабочий поселок, в знакомый теперь дом. Усаживался рядом с верстаком, наблюдал за сноровистой работой, слушал дяди Костины разговоры.

— Сшить сапоги дело не хитрое, — рассуждал вслух Шульгин. — А вот сшить так, чтобы человеку радость от них была, тут, брат, много чего требуется. Думаешь, я сразу так шить стал? Когда меня жизнь только повернула к сапожному делу, не сапоги выходили, а дрянь какая-то — чеботы, аж смотреть противно. Пока во всех тонкостях не разобрался и руку не набил, много товара попортил. Наверное, в каждом деле так. И у вас в розыске мало быть самостоятельным, нужно еще и суметь удержаться на этой работе. У меня как получилось? Стал я уже сам раскрывать, и не мелочь какую-то, а серьезные дела. Старшим группы поставили. Выходит, опыта набрался. А на поверку из моего умения один пшик получился. В уголовном розыске нельзя ошибаться. Вот, скажем, возомнил ты, что тебе все можно, все дозволено, — весь твой опыт насмарку. В лучшем случае выгонят тебя, а чего доброго, и под суд отдадут. А пятно на всю службу ложится. И вот еще, слушай да на ус мотай: отвечают-то у вас за крупные оплошности, а мелкие безобразия не сразу заметны. Скажем, поговорил ты грубо со свидетелем, обругал задержанного и постепенно привык к такому тону. До начальства, может, и не скоро дойдет, а люди худое слово надолго запомнят. В уголовном розыске, если за собой не следить, зачерстветь в два счета можно. Дела-то у вас какие? На крови часто замешены. А с кем работать приходится? Воры, жулики да бандиты. И все равно, раз работаешь в уголовном розыске, в первую очередь должен человеком быть. Хамство, грубость даже в сапожном деле ни к чему. И осмотрительность нужна. Надумал что-то сделать, прикинь, как это со стороны смотреться будет, как посторонние твои действия оценят. Вы ведь все на виду. Обратил внимание, сколько людей к Мише Фомину за советом идет? Фомин в обращении с людьми никаких оплошностей не допускает, и ему верят: пообещал — обязательно поможет…