Ребята из дивизии «Таран» - [3]

– Не суди по мировой да по гражданской. Теперь все будет по-другому!

– Точно сказал. Все теперь будет по-другому... Совсем по-другому... – задумчиво протянул отец, махнул рукой и заторопился. – Ну, надо к матери поскорее да на завод. А там, глядишь... Да и ваше путешествие, видать, лопнуло... Другие ожидают походы...

Колонна дошла до Покровского-Стрешнева. Там состоялся летучий митинг, на котором приняли обращение к защитникам Ленинграда и Ханко. Все повторяли лозунг: «Ляжем костьми, но не отступим!»

На следующий день лозунг, прозвучавший на митинге, был напечатан в «Комсомолке» вместе с письмом добровольцев Коминтерновского и Ростокинского районов.

«...Ляжем костьми, но не отступим, добьемся победы, чтобы подступы к любимой Москве стали могилой для коричневых бандитов. Верьте в силы великого русского народа, в силы верных сынов нашей Родины и красной столицы – Москвы!» – говорилось в письме.

Повторяя эти гордые слова, ребята все же не могли в те дни представить себе до конца, что они станут реальностью для большинства из них...

Вечером в Щукине, собравшись в одном из кирпичных аккуратных домиков – в недавнем прошлом отделении милиции, будущие пулеметчики ужинали. Все продукты у них были сложены в один «коммунальный» ящик.

– Товарищи! – вылез вперед Женя. – Предлагаю как самого скупого и скаредного избрать «наркомящиком» вот этого моего тезку. – И ткнул пальцем в одного из студентов.

Обидевшийся тезка полез было выяснять отношения.

– Да тише вы, не ворочайтесь! И так не разгорается, – с досадой сказал Сережа, раздувавший сырые лучинки в топке старенького титана.

– Мальчики, можно нам чайку налить?

Студенты обернулись. Да это те самые девушки, что шли с санвзводом!

– Хотите чаю, садитесь ждать, пока закипит, – пригласил их Леня.

Гостьи сели. Женя с шуточками и подковырками представил им ребят.

– Вам необыкновенно повезло, военные девы. Перед вами – будущие автомобильные боги, а ныне – геройские пулеметчики. Что ни человек – кремень, любимец юных столичных жительниц и гроза деканата. Вот этот, Леонид, у нас на должности лирического героя: голубоглазый блондин, поет тенором, романтически порывист. Теперь взгляните на этого могучего рокового брюнета. Думаете, что по контрасту он исполняет роль злого гения? Ничуть! Борис в нашей компании – заботливый папаша, умудренный опытом старшего курса и добродушно поругивающий своих легкомысленных подопечных. А вот этот огненноволосый херувим, которого солнышко припудрило веснушками, – Сережа. Он – наша ходячая совесть и скромность. Ну а в заключение я – утомленный скиталец, бард и менестрель.

Девушки вежливо посмеялись над этим претенциозным монологом. Потом коротко представились. Кудрявая Наташа и ее подружка, круглолицая молчаливая Маша, оказались снайперами.

– Ай да девчонки! – восхитился Женька. – А мы подумали, что вы – из санвзвода...

– Еще чего! – выпалила Наташа. – Нам уже не раз такое говорили. Прямо предлагали: давайте, мол, в санвзвод – самое женское дело. Но не тут-то было!

– Мы в санвзвод ни за что не пойдем... – тихонько, но очень упрямо сказала Маша. – Даром, что ли, школу снайперов кончали?

Видно было, что девушки все время об этом думали.

– А вы проситесь, чтобы вас причислили к нашей роте. Вместе будем песни петь, а?

«Хозяева» и «гости» допоздна засиделись в тот вечер: вспоминали о доме, о близких, оставшихся в Москве.

– Девчата, а вам не страшно? – вдруг спросил кто-то.

Маша только пожала плечами и улыбнулась. А Наташа задорно тряхнула копной коротко стриженных кудряшек, прищурила посветлевшие глаза:

– Хотите, я вам расскажу про мою маму?.. В пятнадцать лет она вступила в партию и Красную гвардию. Ростом – с винтовку, шинель – до пят, а шла наравне со всеми. Послали ее как-то в ночной патруль на околицу села. Так она больше смерти боялась, что вдруг бандиты отнимут винтовку. Как потом на товарищей смотреть?

А однажды белоказаки окружили отряд. Заняли красногвардейцы оборону в здании школы. Было их тридцать семь человек. Всех надо кормить, поить... Колодец же и дрова – во дворе. А он – как на ладони и простреливается насквозь.

Идет она за водой и думает: «Сейчас подстрелят, словно зайца!» Крутит ручку ворота, веревка кажется бесконечно длинной и ведро – неимоверно тяжелым. Но подымать приходится медленно, чтобы не расплескать воду. И от этого еще страшнее... Раз она так перетрусила, что захотелось бросить все и убежать. И вот тогда, рассказывала мама, на нее нашел великий гнев. «Ах, ты трусишь? Боишься? Так крути назад!» – приказала она себе и опустила полненькое ведро обратно в колодец.

Товарищи крикнули: «Что ты делаешь?» «Ведро неполное!» – ответила она и начала не спеша доставать его. Так сама наказала себя за трусость...

Знаете, ребята, я этот случай ох как запомнила! – задумчиво продолжала Наташа. – Когда начались налеты на Москву, вызвалась я дежурить на крыше учреждения, где работала. Ну, сами знаете: через плечо – противогаз, на голове – каска здоровенная, в руках – тяжелые щипцы. Обрядишься и становишься такой неповоротливой! А сказать по правде, боязно там было по ночам: лучи прожекторов по небу мечутся, «юнкерсы» хрипят, бомбы рвутся... А то вдруг вспыхнет их осветительная, и так станет неприятно – до дрожи! Будто голая стоишь...