Ребенок в мире Эроса - [34]

В материалах трех международных научных конференций, посвященных проблемам серийных убийств и социальной агрессии (Ростов-на-Дону — 1995, 1998, 2000), приводятся многочисленные данные о деструкции телесного и духовного мира современных детей и подростков, о росте агрессивного и аутоагрессивного поведения. Малолетние алкоголики и наркоманы, убийцы и насильники, проститутки обоего пола и самоубийцы стали восприниматься как привычный элемент жизни современного российского общества. Тело ребенка оказалось полностью десакрализованным, утратило ореол невинности и стало рассматриваться как недозрелый вариант патологического тела современного человека. В то же время реклама продолжает усиленно эксплуатировать имидж здорового и счастливого ребенка в любящей, полноценной семье, который беспрерывно потребляет все — от памперсов до кулинарных изысков на радость своим, столь же беззаботным, родителям. Детское тело стало весьма действенной рекламной наживкой, оказывающей тем не менее, мощный фрустрационный эффект и порождающей соответствующие механизмы психологической защиты.

Итак, можно констатировать последовательную смену образов тела ребенка в русском национальном самопознании на протяжении более чем тысячелетнего развития общества и государства. Вначале это сакральное тело отроков и отроковиц, призванных продолжить дело своих родителей и быть их опорой и утешением в старости. Этноспецифическая «постфигуративность» (по М. Мид) детства в допетровской Руси испытывала мощное влияние православной традиции с ее особым отношением к телу и телесным феноменам. Детство не было, да и не могло быть «особой» проблемой для общества, оно имело все, что и мир взрослых, но в своей «детской» дозе. Разумеется, все эти процессы определялись соотношением удельно-вечевого и единодержавного укладов жизни (по Н.И. Костомарову) и системой тягот, которые несло каждое сословие. Дети несли свою «ношу», а их телесное развитие укладывалось в работающую модель патриархального общества. В. Розанов с горечью писал «матери в деревнях, когда умирают их дети на первом или втором году их жизни, с радостью говорят: «Слава Богу, он еще не нагрешил»26.

Абсолютный примат государственности, начиная с эпохи Петра I, модифицировал эту модель. Дети и их рождение рассматривались как умножение подданных государя императора и, следовательно, «тела» государства. «Шапкозакидательство» в качестве метода решения проблем могло родиться только в России, ибо по словам того же В. Розанова: «Девушка без детей — грешница». Это «канон Розанова» для всей России 27.

Смена сельского типа культуры городским, две мировые и одна гражданская война в XX веке, массовые миграции и репрессии, падение авторитета православия привели к появлению нынешнего типа отношения к ребенку и его телесному развитию. Тело ребенка уже и не сакрально, и не «государственно», и вопрос «быть ему или не быть» решается чаще по воле случая. Дискутируемый долгие годы вопрос о наличии «материнского инстинкта» у женщины и его социально-психологических трансформациях, так или иначе, вплетен в еще более сложную проблему — одиночества и отчуждения, аномии и утраты ориентиров смысла жизни. Это один из парадоксов современной России, к числу которых можно отнести и повышенный интерес к проблемам детской сексуальности. Упомянем только несколько пассажей на этот счет. Так В.В. Жириновский предлагает «широкое развитие межвозрастного секса… по типу отношения дети-родители» с коммерциализацией процесса потери девственности28. Э. Лимонов провозглашает: «идеал мой, мой секрет — девочки или мальчика нежных, с неразбухшими членами, худеньких, хрупких, в мире как в зачарованном саду живущих»29. В иронических строках И. Яркевича «Каждой семье — своего педофила» просматривается серьезная мысль, которая им формулируется предельно четко: «Абсолютно любой мужчина является педофилом… а в культурном плане и в социальном, и в бытовом; вся детская литература — это литература педофилов»30.

Весьма интересны и современные социологические сведения о сексуальности детей и подростков в России. Наиболее репрезентативные данные приводятся в монографии С.И. Голода31. Среди выделенных им закономерностей наиболее значимы в аспекте нашей темы две: сексуальная полифония и сближение типов поведения полов в основном по мужскому образцу. Мальчики становятся более эротичными, включая и духовно-эмоциональную вовлеченность в отношения, а девочки начинают проявлять в поведении собственно сексуальный компонент. Вопреки распространенному мнению и мальчики и девочки высоко ценят одухотворенность отношений, испытывают потребность в любви, что дает феномен «многоцветия» эротических практик. Это в основном совпадает с данными И.С. Кона32, согласно которым российские мальчики занимают 3 место среди сверстников из 35 стран по темпам включения в сексуальные отношения. Их имеют к 15 годам более 50 % российских мальчиков и 30 % девочек, причем растет тяга к произведениям эротического искусства, при отсутствии достаточной научной информации о половой жизни.

Значительное влияние на сексуальность детей и подростков оказывает соответствующая политика государства и СМИ, а школа и родители им значительно уступают. Во многом воспроизводятся традиционные для России противоречия и парадоксы сексуальной культуры, включая синкретизм Бога и Дьявола, разумеется, в «детском» варианте. Многие проявления подростковой субкультуры, включая и склонность к насилию имеют своей обратной стороной слабость и неуверенность. Это достаточно типично для русской культуры и классической и современной. Интересное подтверждение этой мысли привел известный литературовед Л. Аннинский, анализировавший поведение современного лирического героя на любовном свидании. Как и следовало ожидать в России «любовь больше чем любовь», ибо в ней «все либо ледяное, либо раскаленное, при отсутствии теплоты как основы душевности». Русский «вечный мальчик» ластится к уверенным женским рукам33. Для выяснения основных духовных качеств идеального мужчины начала XXI века, мы опросили 100 студентов в возрасте от 17 до 22 лет (44 % мужчин, 56 % женщин). Было отмечено, что 25 % опрошенных привлекает мужественность, 20 % доброта, 15 % ум и 13 % сострадание. Полученные данные в целом соответствуют литературным источникам, хотя трактовка понятия «мужественности» требует уточнений. Очевидно, что «мужественность» в детском прообразе весьма поливалентна и исторически изменчива, причем темпы социальных мутаций этого понятия в современной России значительно усилились.