Ребекка с фермы Солнечный Ручей - [54]
Этот чистосердечный ответ подтвердил представление мисс Максвелл о Ребекке как о девочке, которая может выслушать правду и извлечь из этого пользу.
— Так вот, дитя мое, — сказала она, улыбаясь, — твои друзья ошибались, а ты была права. Если подвергнуть твои стихи надлежащему анализу, они довольно плохи.
— Значит, я должна бросить всякую надежду стать когда-нибудь писательницей! — вздохнула Ребекка. Она пила горькую чашу и с испугом думала, сможет ли удержаться от слез, пока не кончится беседа.
— Не торопись, — перебила ее мисс Максвелл. — Хотя твои произведения и не могут считаться настоящей поэзией, они показывают, что в будущем можно надеяться на успех. Ты почти нигде не ошибаешься в том, что касается рифмы или размера, и это свидетельствует, что у тебя есть природное чувство — «чувство формы», как сказали бы поэты. Я думаю, что когда ты станешь старше, приобретешь больше опыта — иными словами, когда у тебя появится, что сказать, — ты, возможно, станешь писать очень хорошие стихи. Поэзия требует знаний, проницательности, опыта и воображения. Первых трех достоинств у тебя еще нет, но, на мой взгляд, есть признаки последнего.
— И я не должна никогда больше пытаться писать стихи, даже для собственного развлечения?
— Конечно, ты можешь сочинять стихи, и это только поможет тебе лучше писать прозой. Теперь поговорим о первом сочинении. Я собираюсь предложить всем новым студентам написать письмо, в котором содержались бы их впечатления от Уэйрхема и краткий очерк школьной жизни.
— Я должна быть сама собой? — спросила Ребекка.
— Что ты имеешь в виду?
— Письмо Ребекки Рэндл ее сестре Ханне на ферму Солнечный Ручей или ее тете Джейн в кирпичный дом в Риверборо — это так скучно и глупо, если это настоящее письмо. Вот если бы я могла предположить, что я не я, а совсем другая девочка и пишу кому-нибудь, кто непременно поймет все, что бы я ни написала, тогда у меня вышло бы гораздо лучше.
— Очень хорошо. Я думаю, это замечательная идея, — сказала мисс Максвелл. — И кем же ты предполагаешь сделать себя?
— Мне очень нравятся наследницы, — сказала Ребекка задумчиво. — Конечно, я никогда ни одной не видела, но с наследницами всегда случается что-нибудь интересное, особенно с теми, у которых золотистые волосы. Моя наследница не была бы тщеславной и надменной, как плохие сестры в «Золушке», она была бы благородной и щедрой. Она бросила великолепную школу в Бостоне, потому что захотела приехать сюда, в те места, где жил в детстве ее отец, задолго до того как разбогател. Сейчас ее отец уже умер, но у нее есть опекун, милейший и добрейший человек на свете. Он, конечно, довольно старый и часто бывает молчалив и серьезен, но иногда, когда счастлив, любит пошутить и посмеяться, и тогда Эвелина не боится его. Да, девочку зовут Эвелина Эберкромби, а ее опекуна — мистер Адам Ладд.
— Ты знаешь мистера Ладда? — с удивлением спросила мисс Максвелл.
— Да, он мой лучший друг! — воскликнула Ребекка с восторгом. — Вы тоже его знаете?
— О да. Он один из попечителей учебных заведений Уэйрхема и часто сюда приезжает. Но если я позволю тебе «предполагать» и дальше, ты расскажешь мне все свое письмо, и тогда для меня пропадет прелесть сюрприза.
Что думала Ребекка о мисс Максвелл, мы уже знаем; о том, как относилась учительница к ученице, можно сделать вывод из следующего письма, написанного два или три месяца спустя.
Уэйрхем,
1 декабря
Дорогой отец!
Как тебе хорошо известно, я никогда не была в восторге от преподавательской работы. Пичкать знаниями самодовольных и тупых подростков обоего пола — задача, порой приводящая меня в совершенное уныние. И чем глупее они, тем меньше это сознают. Если бы я учила их географии или математике, то, возможно, чувствовала бы иногда, что чего-то достигаю, так как в этих отраслях знания усердие и трудолюбие творят чудеса. Но преподаватель такого предмета, как английский язык и литература, ищет в учениках интеллекта, тонкости восприятия, воображения. Из месяца в месяц я прилежно тружусь, открывая устрицу за устрицей, и так редко нахожу жемчужину. Вообрази же мою радость, когда в этом семестре, даже не приложив никаких отчаянных усилий, чтобы открыть раковину, я наткнулась на редкостную жемчужину — черную, но с атласной поверхностью и прекрасным блеском! Ее имя — Ребекка, и она очень похожа на Ревекку у источника на картинке в нашей семейной Библии. У нее такие темные глаза и волосы, что можно заподозрить в ней примесь итальянской или испанской крови. Она ничем особенно не выделяется. Человек ничего не сделал для нее: у нее нет ни семьи, о которой стоило бы упоминать, ни денег, ни образования, заслуживающего этого названия, — никаких благоприятных обстоятельств, но мать-природа вмешалась, пришла на помощь и сказала:
Непревзойдённый Вордсворт! Какая глубина мысли! А эта жемчужина до сих пор даже не слышала о нем! Представь, ты читаешь «Люси»[32] вслух целому классу и, когда кончаешь, видишь лицо четырнадцатилетней девочки с губами, дрожащими от восторга, и полными слез, понимающими глазами!
