Ребекка с фермы Солнечный Ручей - [41]

Что касается Джейн, то она понимала свою племянницу не намного лучше, чем Миранда. Но если Джейн и пребывала в замешательстве, она вместе с тем была и очарована, и даже если не могла найти объяснения очередному странному или необычному поступку, с сочувствием думала о его возможных мотивах и верила в лучшее. Перемена, происшедшая в Джейн, была самой большой среди всех обитателей кирпичного дома, но происходила она исподволь и утаивалась столь благоговейно, что едва ли была заметна для обычного наблюдателя. Жизнь обрела побудительную причину, которой крайне не хватало прежде. Завтракали уже не в кухне, а в столовой, так как казалось, что теперь, когда в доме три человека, есть смысл накрывать большой стол. Да и сама еда стала более обильной, чем раньше, когда не было ребенка, которого нужно было принимать во внимание. Каждое утро казалось Джейн бодрым и радостным, ведь теперь она отправляла Ребекку в школу, упаковывала корзинку с завтраком, принимала окончательное решение относительно зонтика, плаща и галош, давала прощальные наставления и невольно задерживалась у окна, чтобы в последний раз помахать рукой. Ребекка стала лучше выглядеть, у нее округлились шея и щеки, на лице появился румянец — и Джейн заметила, что гордится этим. Она приобрела обыкновение упоминать о длине волос Ребекки и добавлять несколько слов об их замечательной гладкости и блеске каждый раз, когда миссис Перкинс начинала уж слишком распространяться о прелестном цвете лица Эммы-Джейн. Когда возник вопрос о выборе между красным и коричневым полушерстяным платьем, Джейн решительно встала на сторону племянницы, она также выдержала памятную схватку с сестрой по поводу покупки красного пера для черной фетровой шляпы Ребекки. Никто не догадывался о тихой радости, наполнявшей душу Джейн, когда она смотрела на темную головку, склонившуюся над уроками. Никто не подозревал, сколько удовольствий приносили ей те вечера, когда Миранда уходила на какое-нибудь собрание, — вечера, когда Ребекка читала вслух «Песнь о Гайавате», «Барбару Фритчи», «Песнь рожка» или «Ручей».[23] Ее замкнутое, однообразное существование расцветало под росами, выпадавшими от этого свежего духа, ее уныние и равнодушие исчезали под воспламеняющим прикосновением юного ума, ее душа загоралась от «искры божественного пламени», которую несло в себе само присутствие Ребекки.

Желание Ребекки стать художницей, подобно ее давней знакомой — мисс Росс, постепенно шло на убыль по причине явно непреодолимых трудностей — негде было брать уроки. К тому же тетя Миранда не видела смысла в развитии такого таланта и даже не представляла, что его применение может когда-либо принести деньги. «Рисованные картинки» мало ценились в Риверборо, где пользовались уважением лишь яркие хромолитографии и внушительные гравюры на стали. Была слабая, очень слабая надежда, что Ребекка сможет брать уроки музыки у мисс Мортон, которая играла на органе в церкви, но это целиком зависело от того, согласится ли миссис Мортон принять ясли[24] в уплату за уроки, которые ее дочь будет давать Ребекке в течение года. Миссис Мортон уже рассматривала некоторое время этот вопрос, но сомневалась в том, сможет ли она продать или сдать в аренду свои покосы, и это удерживало ее от принятия окончательного решения. Музыка, наряду со всеми прочими искусствами, рассматривалась мисс Мирандой как пустое, бесполезное и глупое занятие, но она была согласна позволить Ребекке заниматься на старом фортепьяно час в день и даже немного больше, если Джейн сможет найти учителя, которому не нужно платить наличными.

Новости с Солнечного Ручья были обнадеживающими. Джон, любимый брат Ребекки, переехал в дом овдовевшей кузины Энн, и ему предстояло получить образование в виде платы за работу на скотном дворе и, что еще больше захватывало дух, пользоваться библиотекой старого доктора, состоявшей из двух-трех десятков книг по медицине. Джон всей душой желал стать сельским доктором и надеялся, что Ребекка будет вести его домашнее хозяйство. Осуществление мечты казалось теперь таким реальным, таким близким, что он легко мог вообразить себя на лошади, с трудом прокладывающим путь через снежные заносы по велению долга милосердия, или — менее драматично, но ничуть не менее привлекательно — щегольскую докторскую упряжку на тенистой сельской дороге, в ней себя, доктора Рэндла, рядом с мисс Ребеккой Рэндл, одетой в черное шелковое платье, а на полу у их ног — ящичек с лекарствами.

Ханна теперь носила волосы свернутыми в узел на затылке, а платья чуть ниже колен, что было вызвано ее большим ростом. Марк сломал ключицу, но кость срасталась быстро. Маленькая Мира становилась очень красивой. Прошел слух, что новая железная дорога из Темперанса в Пламвиль окажется вблизи фермы Рэндлов, и в этом случае за землю, которая почти ничего не стоила прежде, будут давать что-то по меньшей мере похожее на цену. Но миссис Рэндл отказывалась верить в близкую возможность улучшения финансового положения семьи. Трудясь от восхода до захода солнца, чтобы добыть скромные средства к существованию для своих детей, она жила их будущим, а не своим настоящим, как это всегда делает мать, когда ее собственный удел тяжел и безрадостен.