Реальность 7.11 - [61]

Шрифт
Интервал

От волнения я начал заикаться и лепетать, как младенец. Эд смотрел на меня со снисходительной миной и кивал в ответ. Потом перестал ухмыляться и сказал так серьёзно и просто, как никогда прежде:

— Ты даже не представляешь, как я благодарен судьбе за нашу встречу. Вы с Афидманом — мои спасители.

Наверное, я никогда этого не пойму.


Тит положил конец перерыву, и наш маленький отряд, петляя, двинулся дальше, а я всё раздумывал над словами Эдварда. Если эмпатия для него — это нечто вроде руки или ноги, то такая утрата, конечно, казалась болезненной. Был ли он несчастлив в Таблице? И если да, то почему добровольно согласился на эту экзекуцию, отбросив своё подпольное прошлое? И что будет с Эдвардом теперь, когда прежний дар к нему вернулся?

— Ты близок к кульминации. — От его голоса, раздавшегося прямо над ухом, я едва не взвился до потолка. — Я тоже забуксовал перед ней. И, нет, это не я к тебе подкрался, это ты сам плетёшься нога за ногу. Каге хочет отчитать тебя за медлительность, но пока сдерживается.

— Хватит уже на мне упражняться! — шёпотом запротестовал я. — Я тебе не тренажёр!

Он хмыкнул.

— Прости, но, честное слово, это не я. Оно само.

— Лучше бы заглянул в ближайшее будущее. Глядишь, придумал бы что-нибудь дельное.

— А что тут придумаешь? — Эдвард вздохнул. — Становиться беглецом у меня нет никакого желания. Даже если спрячусь тут, внизу, рано или поздно меня вычислят.

— Каким образом?

— По П-импульсу, разумеется, с помощью Святой Машины.

— А если сдаться добровольно?

— Боюсь, вторично этот номер не пройдёт. Как я объясню им чудесное исцеление моего браслета?

— Ну, придумай что-нибудь, — обозлился я. — Правдоподобное. Кто из нас учёный, ты или я?

— Не так уж это легко. Я ведь должен сочинить версию, в которой не будет тебя и ога. Его — в первую очередь.

Мысленно я с ним согласился. Да, пожалуй, это будет непросто. Хотя…

— Ты можешь наврать, что столкнулся с призраком.

Эд засмеялся.

— Вижу, он произвёл на тебя неизгладимое впечатление… Заманчиво, но нет. Если я скажу, что видел призрака за пределами Арены…

Странный шипящий звук заглушил его голос. Как будто где-то неподалёку спускали шину автомобиля. Мы остановились и нервно переглянулись. Тут на нас и наткнулся Каге.

— Слыхали? — возбуждённо спросил он.

— Да, — сказал Эдвард.

— Что за шум? — сказал я.

— Думаю, это он и есть, — отозвался утильщик. — Ваш барабашка. Пошли к остальным. Теперь надо держаться поближе друг к другу.

На ходу он продолжал вводить нас в курс дела. Барабашка появился в этих местах где-то с десяток лет тому назад. Для биоткани это чертовски долгий срок. Но, видимо, здешняя техножизнь каким-то образом нащупала метод самообновления — используя для этого более молодую биоткань, приползавшую с поверхности, наращивая себе мышцы и новые органы. Давно уж никто из старожилов ДУОБТ не рисковал соваться в наши коммуникации.

— В последние годы он стал менее шустрым, — сообщил Каге, — шутка ли, полтонны живого веса. Но зато и огнемётом его не возьмёшь. Вот он изгадил все проходы и дрыхнет. Патовая ситуация.

Про изгаженные проходы он не соврал: я не обратил внимания, с какого момента на полу и стенах стала скапливаться слизь, но чем ближе к цели, тем чаще мы на ней оскальзывались. Отходы техножизнедеятельности… Внимая рассказу Каге, мы миновали пару тёмных боковых проломов, но другие члены нашей группы по-прежнему не показывались. Честно сказать, я начал уже волноваться.

— Мы их пропустили, — сказал чуткий Эд. Тут по туннелям прокатилась новая волна громкого шипения. Переждав её, авгур продолжал:

— Они свернули, но движутся параллельным курсом. Я думаю, самое время включить рацию.

Спохватившись, я шлёпнул себя по лбу, а затем последовал его совету. Возмущённый голос Джона развеял мои опасения.

— Где вы запропастились, олухи безответственные?! Я себе глаза сломал, высматривая вас в этих дурацких туннелях…

Одновременно Каге переговаривался с кем-то из своих — с Титом или Манкой. Получив шанс вклиниться в Джонову ругань, я спросил про Афидмана. Всё в порядке, успокоил транзитник, ведёт себя как паинька. В этот момент Каге попросил:

— Притормозим у следующей развилки. Они дадут нам сигнал.

В точке рандеву с потолка капало. Я осветил потёки на стенах, отливающие жирным блеском, и старательно отвернулся. А вот Риомишвард, похоже, не знал, что такое брезгливость: придвинувшись к этой дряни, он изучал её с искренним интересом. Каге прислушивался, я последовал его примеру и вскоре различил шелест человеческих шагов. Проход, уводящий влево, осветился призрачным скачущим светом фонаря. Я так обрадовался, что замахал руками и крикнул: «Эй!» Но далёкий фонарь замигал и погас. Я повернулся к утильщику.

— Кому ты машешь? — удивлённо спросил Каге. — Они придут вот отсюда.

И он показал на правый туннель.

— Но я только что видел свет, — возразил я.

— Да? Наверное, почудилось. Новичкам тут часто мерещится всякое…

Я не стал с ним спорить. А вскоре услыхал голоса и шаги наших настоящих спутников — как и предсказывал утильщик, они вынырнули с правой стороны. Лучи наших фонарей встретились и скрестились, и в месте их пересечения я заметил какую-то туманную или дымовую завесу. Мы воссоединились подле неё; туман сочился из ещё одного пролома, и оттуда же исходило негромкое сипение, которое воспринималось как постоянный звуковой фон.


Рекомендуем почитать
Сухих соцветий горький аромат

Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии, вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.


Сидеть

Введите сюда краткую аннотацию.


Спектр эмоций

Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.


Скит, или за что выгнали из монастыря послушницу Амалию

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.


Сердце волка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.