Реальная угроза - [80]

Фирмы, торгующие вооружением, оперативно отреагировали на предвоенную ситуацию и взвинтили цены на свой товар, вернее, на то, что ещё оставалось непроданным, — за прошедшие две недели мы основательно «вычистили» вавилонский рынок, посему торговцам оставалось лишь кусать локти, глядя на ещё находящиеся в их доках, но уже не принадлежащие им корабли. Заключённые нами контракты на доставку судов с других планет пересмотру тоже не подлежали, так как мы уже заплатили за них всю требуемую суму; была, правда, одна попытка содрать с нас надбавку, но в ответ мы немедленно пригрозили судебным преследованием за нарушение условий оплаченного наперёд договора — а на Вавилоне это считалось уголовным преступлением, — и все недоразумения были тотчас устранены.

Министр Новак заявил, что нам следует взять недельный тайм-аут на дальнейшие закупки, чтобы рынок насытился за счёт новых поступлений, а слишком жадные до денег торговцы поумерили свой аппетит. В принципе, мы могли бы платить и запрашиваемую ими двойную цену, но тем самым продемонстрировали бы свою слабость, а вавилонский капитализм — это джунгли, где слабых съедают вмиг. К тому же мы не успевали отправлять уже приобретённые суда, и нам действительно требовался перерыв в закупках, чтобы специалисты из отдела ВПК смогли полностью сосредоточиться на предполётной проверке кораблей, особенно в части функционирования дополнительных излучателей.

На семнадцатый день с Октавии прибыла первая группа «старых служак» из числа участников отцовского путча. Среди них был и Хьюго Гонсалес, что оказалось весьма кстати. Со своим опытом работы в «Интерстаре» он мог заметно усилить наш кадровый отдел. Гонсалес охотно согласился нам помочь, но с условием, что затем получит назначение на один из кораблей в своей прежней должности главного старшины. Нас это вполне устраивало.

Два дня спустя пришло известие, что военная прокуратура Октавии переквалифицировала дело о заговоре из уголовного в дисциплинарное — количество арестованных с каждым днём росло, как снежный ком, и суд над ними мог окончательно подорвать и без того шаткое положение правительства. Взамен начались массовые увольнения — только в первый день «большой чистки» было отправлено в отставку свыше четырёх тысяч офицеров и порядка тысячи прапорщиков, старшин и сержантов.

Обсуждая со мной эти события, коммодор Максимов заметил:

— С такими темпами они обезглавят треть вооружённых сил. А Астроэкспедиция и вовсе будет обескровлена.

Я недоуменно покачал головой:

— Неужели столько людей участвовало в заговоре?! Как же тогда он держался в секрете?

— Я так полагаю, что большинство из них невиновны, — ответил коммодор. — В том смысле, что не знали о готовящемся восстании. Просто одни исполняли те или иные поручения вышестоящего начальства, которые теперь квалифицируются как преступные действия. Другие были близкими друзьями или родственниками заговорщиков. Третьи в прошлом имели неосторожность высказать симпатию к адмиралу Шнайдеру или хотя бы к некоторым его идеям. А есть ещё и те, кто семнадцать лет назад подпал под амнистию. Сейчас от всех их избавляются. Устраивают обильное кровопускание, так сказать. Лечебно-профилактическое. Пытаются оздоровить ряды армии и флота, пусть даже путём их значительного ослабления.

Я задумался.

— Знаете, коммодор, я никогда не сочувствовал попыткам изменить государственный строй на Октавии… Вам странно это слышать от сына адмирала Шнайдера, не правда ли? Но так оно и есть. Я считаю, что и при нынешней власти эриданцы живут неплохо — гораздо лучше, чем граждане большинства планет. И тем не менее, за два десятилетия вызрело два крупных заговора. Не суть важно, что второй из них финансировался извне — главное, что в нём участвовали эриданцы. Значит, что-то прогнило на Октавии, серьёзно прогнило. Может, всё дело в том, что правительство опирается на простое арифметическое большинство населения, игнорируя интересы политически активного меньшинства. А ведь при настоящей демократии ведущую роль должно играть именно это активное меньшинство. Иначе получается охлократия — власть аполитичной толпы.

— Я не очень-то разбираюсь в политике, — сказал Максимов. — А к адмиралу Шнайдеру примкнул, потому что ненавижу этих проклятых социал-демократов, которые уже сотню лет бессменно правят Октавией под разными вывесками — то «объединённые», то «народные», то «прогрессивные». Да, их избирают всенародно, путём свободного волеизъявления. Но каждая их победа на выборах — результат поддержки крупного капитала. Причём самого реакционного капитала — финансового и промышленного. Раз в четыре года избирателей попросту покупают, а это отвратительно… — Коммодор немного помолчал. — Но сейчас меня заботит другое. Нужно привлечь уволенных эриданцев к нам на службу. Это великолепные специалисты, кадровые военные в расцвете сил. Если нам удастся заполучить их, то мы решим проблему нехватки личного состава, особенно — командного. Вопрос только в том, как это сделать.

— А разве они сами не пойдут? Ведь на Октавии уже известно, что мы проводим набор; там знают, что костяк нашего флота и космической пехоты составляют бывшие эриданцы. Так что на Ютланде они не будут чужими.