Реакционная проповедь - [2]

В своей статье «Философская истина и интеллигентская правда» г. Бердяев очень длинно, но весьма непродуктивно доказывает, что самый крупный недостаток нашего интеллигентского сознания и источник всех интеллигентских бед – это отсутствие философского образования и нелюбовь нашей интеллигенции к тому, что он называет «отвлеченным академизмом». Кому это неизвестно? И, однако же, все лучшие умы мирились с этим малым развитием у нас философии и видели в нем лишь одно производное явление, обусловленное причинами более серьезными, чем мнимая нелюбовь интеллигенции к философии. «Интеллигентское сознание, – настаивает он на своем, – требует радикальной реформы, и очистительный огонь философии призван сыграть в этом важном деле немалую роль». А все то, что мешает предаться мирным занятиям философией, почтенный исследователь совершенно игнорирует.

Г. Булгаков задался целью развенчать «героизм и подвижничество» нашей интеллигенции (статья имеет еще подзаголовок: «Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции»). «Героический интеллигент» – это презрительный, почти бранный термин в сочинении ученого профессора. По его мнению, образованный человек не должен предаваться пламенным мечтам и высоким идеалам и тем не менее может мнить себя спасителем человечества или народа. Как и все люди, он должен мириться с минимумом осуществленного и с возможным в данный момент. Максимализм русской интеллигенции – ее величайший порок и несчастье ее судьбы. Но в то же время истинная природа ее – природа религиозная. Нужно только, чтобы она заполнилась настоящим религиозным содержанием. И тогда интеллигенция совершит предназначенное ей участие в освобождении народа.

В статье «Интеллигенция и революция» г. Струве все несчастье нашей интеллигенции видит в «безрелигиозном отщепенстве от государства». Только этим отщепенством объясняются главные дефекты нашей интеллигенции: «ее моральное легкомыслие и ее неделовитость в политике». Как же помочь горю? «Интеллигенции необходимо пересмотреть все свое миросозерцание, и в том числе подвергнуть коренному пересмотру его главный устой – социалистическое отрицание личной собственности. С вынутием этого камня рушится все здание этого миросозерцания». Тут-то и зарыта собака, в этом все дело: пусть интеллигенция перестанет быть социалистической, и все пойдет по-хорошему, т. е. будет так, как того желают наши «ревизионисты».

Г. Изгоев («Об интеллигентной молодежи») выражает мысли, рассеянные в том или ином виде на страницах других авторов. Это целый ушат не скажем грязной, но очень холодной воды, вылитой на голову горячей и увлекающейся молодежи. Основная его мысль в том, что интеллигенция должна отдаться культурной работе, как бы мала она ни была. Горьким опровержением его же доводов и злой шуткой над ними может показаться теперь, когда в Турции совершилась кровавая контрреволюция, следующее заключение статьи: «И, быть может, самый тяжелый удар русской интеллигенции нанесло не поражение освободительного движения, а победа младотурок, которые смогли организовать национальную революцию и победить почти без пролития крови».

В чем же заключается то положительное, что выдвигают наши публицисты на смену отрицаемых ими свойств духовного облика нынешнего интеллигента? Кроме религиозности и любви к философии что рекомендуют они нашей интеллигенции для ее оздоровления? Ответ мы находим в том же предисловии от имени авторов. «Их общей платформой, – говорится тут, – является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития… С этой точки зрения идеология русской интеллигенции, всецело покоящаяся на противоположном принципе – на признании безусловного примата общественных форм, – представляется участникам книги внутренне ошибочной, т. е. противоречащей естеству человеческого духа, и практически бесплодной, т. е. неспособной привести к той цели, которую ставила себе сама интеллигенция, – к освобождению народа». Иными, более короткими словами, интеллигенция должна отказаться от борьбы с «общественными формами» и от борьбы за изменение их и прежде всего усовершенствовать «внутреннюю жизнь личности».

Как видим, это даже не буржуазный индивидуализм, которого можно было ожидать от публицистов, мечтающих о нарождении у нас свободолюбивого и культурного общества, а mixtum compositum из старых мистических рецептов и новейших демагогических платформ. В общем же, это старое, давно набившее оскомину воззвание – обратиться к себе и сосредоточиться в себе, отвернувшись от всего окружающего. В сущности, это старая реакционная проповедь личного самосовершенствования, и обозначает она повторение одного из тяжких моментов нашего общественного и духовного успеха. «Вехи» указывают лишь ту новую точку этого уклона, на которой мы теперь стоим…