Развращение - [5]

Госпожа Бурлеска вздохнула. Наги, ко всему прочему, были ещё и чрезвычайно любопытны. Правда, им никогда не приходилось повторять дважды: память у них была, по человеческим меркам, почти абсолютной.

Варлека, мысленно кляня себя за то, что дала себя втянуть в разговор, принялась рассказывать нагине о пристрастиях теплокровных существ. Змея слушала, внимательно морща рыльце и потягиваясь всем телом. Пышнотелая Райса смущённо хихикала.

— С-спасибо, я вс-сё поняла, — наконец, сказала Оффь и устроила голову в прохладной ложбинке меж грудей аспирантки. Золотистые глаза подёрнулись плёнкой.

— А-а… простите… вы на Землю учиться приехали? — проблеяла Райса.

Змея вежливо подняла голову.

— Нет, к с-сожалению. То ес-сть я бы очень хотела учитьс-с-я на Земле, конечно. Может быть, потом я с-смогу с-себе это поз-зволить. Но… у меня… как это будет по-вашему… — Оффь на секунду запнулась. Варлека, не понаслышке знакомая с лингвистическими талантами нагов, поняла, что слово отсутствует в актуальном словаре.

— Hochzeits-sreis-se, — наконец, сказала нагиня, почему-то по-немецки.

— Свадебный круиз? — не поверила госпожа Бурлеска.

Она даже почувствовала что-то вроде симпатии к попутчице. Да, она не любила гадов, но иногда им тоже бывает больно.

— Да, да! — обрадовалась змейка новому слову. — Но только не круиз-з… в том с-с-мыс-сле, что мой мучитель не с-собирается далеко ездить. Он хочет пос-селиться в Париже и мучить меня там. Он сказал, что ему всегда хотелос-сь побывать в этом городе перед с-смертью. — Если я выживу и с-совершу кладку, то обязательно посещ-щ-щу ос-сновные европейс-ские города. Мне ужас-сно нравитс-ся Европа… — змея прильнула к бюсту Райсы Ваку, и, похоже, как-то особенно сладко сжала её тело своими кольцами, так что аспирантка порозовела от смущения.

Змейка ощутила лёгкий прилив живого тепла и закатила глаза от удовольствия.

Варлека некстати вспомнила, что гады ощущают перепады температуры в сотую долю градуса: их предкам это было необходимо для охоты на теплокровных.

— Когда мы доберёмся до Парижа, я могу вас-с поз-знакомить, — предложила Оффь. — Мы летим вмес-сте. Только он на мужс-ской половине. Кс-стати, это ужас-сно неудобный обычай. Откуда на З-земле так раз-звилос-сь это увлечение ис-сламом?

— Ислам — традиционная земная религия, — быстро сказала госпожа Бурлеска. — Это признано в Кодексе отношений с Шссунхом. Согласно тому же кодексу, мы имеем право следовать обычаям любой традиционной земной религии.

— Но это же очень неудобно. Везде эти раз-зделения на две половины, — пожаловалась нагиня, — эти з-з-акрытые лица… Ещё недавно вс-сё это с-считалос-сь у вас-с ус-старевшим… Очень с-странно…

Варлека промолчала. Змейка растерялась.

— Я хотела только предложить знакомс-ство, — извиняющимся голосом произнесла она, — но, конечно, ес-сли его прис-сутс-ствие чем-то ос-скорбляет ваши религиоз-зные убеждения…

— Нет, что вы, — расплылась в подобострастной улыбке Райса. — Конечно, познакомьте нас со своим… э-э-э… женихом, — подобрала она приличное слово вместо точного шссунхского «мучитель».

— Женихом? — Оффь наклонила голову, сделавшись похожей на умную собаку. — Очень мило. Я запомню. А как это будет по-немецки? У нас-с с-сейчас-с с-страшная мода на вашу клас-сику, — призналась она, — ос-собенно на немецкий и клас-сичес-ский арабс-ский. Это так с-стильно…

— «Жених» по немецки — der Brautigam, — сказала Варлека, вновь кляня себя за неизжитую академическую привычку к объяснениям. — Brautigam — в смысле «новобрачный», то есть тот, у кого уже есть женщина, согласившаяся стать его женой. Было ещё особое слово Freier — свободный человек, ищущий невесту. В вашей системе понятий Brautigam — это уже поймавший жертву, а Freier — принявший решение о кладке и ищущий молодую нагиню.

— Как тонко! — обрадовалась змейка. — Когда я была маленькой, — доверительно сообщила она, — у нас-с был в моде язык этих… как их… моллюс-сков. Он казалс-ся таким крас-сивым… Но по с-сравнению с-с любым земным языком это прос-с-сто примитив!

— А что вы сделали с планетой этих самых моллюсков? — сухо поинтересовалась госпожа Бурлеска. Она знала, что.

— Из-золировали, — нагиня высунула язык: Варлека знала, что это был шссунхский эквивалент пожатия плечами. — Они же с-совершенно безнравс-ственные с-сущес-ства! Предс-ставляете, они едят друг друга! С-сильные с-съедают с-слабых, и это с-считаетс-ся з-законным! Мы предлагали им отказ-з-атьс-ся от этих ужас-сных нравов, но они убили и с-съели наших пос-сланцев. Что ещё ос-ставалос-сь делать? Я с-слышала, что у вас-с когда-то тоже было нечто подобное, — по телу юной змейки пробежала дрожь ужаса, — но вы же ис-стребили людоедов физ-зически! — змейка снова вздрогнула, на сей раз от омерзения. Мысль о насилии, не связанном с гоном, вызывала у нагов именно такое чувство.

— Ну, возможно… — Варлека не стала спорить, — но если моллюски вам так отвратительны, почему вы переняли их язык?

— Он такой крас-сивый! Что же в этом с-скверного? — искренне удивилась змейка.

Госпожа Бурлеска промолчала. Спорить с нагами о том, что такое хорошо и что такое плохо, было абсолютно бесполезно.