Развод по-французски - [85]

Я так увлеклась придуманным спектаклем, что не заметила, как разговор переменился, пошел в опасном направлении и где-то в глубине его закипала угрожающая идея. В общей разноголосице внезапно выделился голос Рокси. Она сказала: «Ну а теперь настало время сказать…» Вдруг все оборвалось, над столом повисла звенящая тишина. Я пропустила этот момент и теперь видела только испуганные лица. Я старалась угадать, что было сказано, по выражению лица Марджив и нахмуренным бровям Рокси. Я подумала, что речь шла обо мне, но нет…

Наконец мадам Коссет хрипловатым от отвращения голосом произнесла:

— Этот бофор испортился.

— Нет, что ты, это у него запах особый, с дымком, — судорожно проговорила Сюзанна.

«Да, что-то не то!» — раздались восклицания.

Антуан взял с блюда кусок сыра, положил в рот.

— Правда, испортился, — шепотом согласилась Труди. Именно ей, нефранцуженке, поручили принести сыр.

— А уверяли, что это бофор высшего сорта, — раздраженно говорила Сюзанна. — Я сама поговорю с месье Компаном… Но ничего, у нас еще есть. Замечательный реблошон. Servez-vous[143].

После десерта (glace vanille, sauce caramel[144]) Сюзанна повела нас пить кофе в гостиной. Роджер, Антуан и Честер устроились на диванах. Джейн громко спросила, где туалет. (Жуткий faux pas, Рокси даже глаза закатила. Французы, кажется, вообще не писают.)

Поскольку мне тоже приспичило, я повела ее по назначению. «Приятный обед, — прошептала она, — и люди вообще прекрасные». Как это похоже на психиатров — не замечать ни напряженного состояния в людях, ни подспудного страха. Не заметила она и прекрасных старинных обоев с птичками и виноградными лозами в спальне. Неприятно поразило ее биде, которое она приняла за туалет без сиденья, то есть только для мужчин, что выглядело в ее глазах как еще одно свидетельство французского сексизма.

Спускаясь по лестнице, я видела сквозь стеклянную дверь, как на террасе беседуют Марджив и Сюзанна. Труди скрылась в кухне, оттуда вышел Антуан с кофе на подносе. Марджив услышала нас и обернулась. На лице у нее было написано беспокойство.

— Нам пора ехать, — сказал вскоре Роджер. — Мне и Джейн. Хотим послушать вечерню в соборе Парижской Богоматери.

«Нам тоже пора!» — послышались восклицания. Мы надевали куртки, собирали сумки.

Ничего, собственно говоря, не произошло. Мадам Коссет пожала мне руку на прощание и понимающе усмехнулась — или мне показалось? Она пожала руки всем моим, а Сюзанна расцеловала нас.

32

В поезде мы немного расслабились, как актеры между выходами.

— Обед очень даже неплохой, — ровным, нейтральным тоном сказала Марджив. — И сами они не такие уж расчетливые в обычном смысле.

— Никогда не посоветую клиенту пообедать с противником, — заметил Роджер. — Опасность не в том, что они подерутся. Большой риск, что они помирятся. Люди не хотят верить в худшее.

Это верно? Мне о многом надо подумать.

Что касается Рокси, она, по всей видимости, чувствовала облегчение и даже радость от того, что день прошел благополучно. Примирение, на которое она в глубине души надеялась, не состоялось, но перемирие было налицо. Но радость ее была недолгой. Марджив еще не высказалась до конца.

— Роксана, я считаю, ты должна немедленно вернуться в Калифорнию.

— Мы же договорились не возвращаться к этому, — возразила Рокси.

— Да, вернуться, как только сможешь лететь. Сейчас тебя ни на один самолет не посадят. Оставаться тут просто нелепо. Чужая среда, чужие люди — какие они тебе родственники? На них ни в чем нельзя положиться. Конечно, Сюзанна любит Женни и полюбит маленького, но как ты будешь содержать детей? И какая у тебя будет жизнь, ты подумала? У брошенной жены, никому не нужной, как пятое колесо в телеге?

— Сто раз думала. Я не вернусь…

Я сокращаю этот разговор о будущности Рокси, который занял сорок пять минут езды от Шартра до вокзала Монпарнас. Конечно, никто из нас не выложил все, что было на сердце, а Рокси, не утруждая себя доводами, повторяла: «Что мне там делать? Мои дети — французы».

Потом, когда поезд уже подходил к вокзальной платформе, Марджив неожиданно обернулась ко мне и резанула:

— Из, ты, кажется, связалась со старым дядей этих Персанов?

Она изо всех сил старалась напустить на себя заботливо-тревожный и строгий, осуждающий вид, но по выражению ее лица видно было, что она не очень-то сердится. Предки давно уже перестали переживать из-за моей морали, так что новость не повергла их в ужас.

Зато я была в ужасе, никак не думала, что они знают, и, оглянувшись на Рокси, увидела, что она тоже в ужасе.

— Кто тебе сказал?

— Сюзанна. Сказала, как мать матери. Еще одно событие в череде наших французских впечатлений. Из, она очень извинялась, что вынуждена упомянуть об этом. Это было на террасе, незадолго до нашего отъезда.

Марджив рассказала, как это произошло. Они с Сюзанной сидели в небольшой, выходящей на террасу комнате, заставленной горшками с папоротником и увешанной фотографиями и рисунками представителей рода Персанов. Сюзанна разливала кофе, подавала сахар.

— Мне хотелось сказать вам об одной деликатной вещи. Пока мы одни, — начала Сюзанна, вздыхая. — Мы так полюбили Роксану и теперь, конечно, Изабель. Хорошо, что она здесь, особенно для Роксаны… как это сказать… pendant