Развод по-французски - [13]

— Это еще что такое? — спросила я.

— То, что вы в конце концов находите. В том-то и потеха. Иногда такие сюрпризы преподнесут… — Он улыбнулся. Все они, даже Рокси, обращаются со мной как с наивной простодушной девочкой, самоуверенным новичком, которому уготованы жестокие жизненные испытания.

Я, во всяком случае, ни от чего не бегу, совсем не рвалась сюда. Так я ему и сказала.

— А у вас какая причина? — О реальности не спрашиваю.

— Я бежал от СПИДа, — сказал он. — Вы не представляете, какой был Нью-Йорк в начале восьмидесятых. Каждую неделю умирал кто-нибудь из друзей. Я вздрагивал от телефонного звонка. Надеялся, что сюда-то зараза не доберется. Напрасно надеялся, факт.

— Наркотиков здесь тоже все больше, — заметила я. — У метро «Сен-Мишель» запросто можно купить крэк.

— Да, нелегко быть американцем, — вздохнул он. — Вот она, конечная реальность. Трудно. Мы здесь, чтобы сбросить бремя морального долга, мы чересчур восприимчивы. Я говорю о нас, экспатриантах, хотя ненавижу это слово. А когда мы все-таки возвращаемся, мы видим то, что видим, и нам тяжело.

«Флора» находится в самом центре бульвара Сен-Жермен. Тут полно туристов, глотающих черную жидкость из автоматов, и завсегдатаев с «Либерасьон» в руках, пахнет кофе и типографской краской. Мостовые еще не высохли после дождя, небо — по-парижски серенькое, в сыром воздухе висит запах бензина, к которому примешивается легкий аромат собачьего дерьма. Я вижу прелесть этого места, вижу, почему людей тянет сюда. У Эймса — своя причина, но какая за ней реальность? И откуда эта озлобленность по отношению к Америке? Вечно клянет ее, хотя в Штатах он довольно хорошо известен и весьма почитаем.

— Как Роксана? — спросил Эймс. — Мне показалось, у нее усталый вид. Да, я должен познакомить вас со Стюартом Барби. Он хочет привести в порядок дом, ему нужна помощь. Вы читаете по-французски? Видели сегодняшнюю «Либерасьон»?

Неужели я тоже бегу от чего-то, как считает Эймс? Нет, не думаю. Я чересчур американка и не держу зла на свою страну, не то что Роксана и Эймс, хотя должна признаться, что скоро почувствовала себя счастливой и во Франции, несмотря на сохраняющееся недоверие к ней.

Я выгуливаю пса для Эймса, помогаю Оливии Пейс разбирать ее бумаги, присматриваю за домом бывших сотрудников Центрального разведывательного управления, отбывших на отдых в Прованс, и делаю уборку в квартирах Роксаниных приятельниц — чаще всего это американки-разведенки, которые приехали, чтобы поучиться кулинарному искусству и начать новую жизнь. Кроме этого, я веду постоянную колонку «Полезные советы» (типа «что где найти») для «Еженедельного вестника», издаваемого Американской церковью, и иногда провожу занятия по аэробике в Американском центре, подменяя штатного инструктора.

Что, если Роксана вдруг соберется и махнет домой, в Штаты, думала я с опаской, — что тогда?

Теперь мне кажется, что я встретила свою первую настоящую любовь, любовь на всю жизнь, но это уже другая, совершенно невероятная и печальная история. Я не ожидала ничего подобного.

7

Добродетель не берет в компаньоны безмятежность. Добродетель выбирает ухабистый, тернистый путь.

Монтень

На другой же день после воскресного обеда Сюзанна де Персан приехала к Роксане. На ней был строгий темно-синий костюм со всеми наградами на лацкане, словно она явилась на официальный государственный прием.

— Я поговорила с сыном, — начала она ради меня по-английски, беря чашку травяного чая. — Меня очень огорчает его поведение. И поведение Шарлотты тоже. Не знаю, откуда это у них. Может быть, от их отца.

— А что с Шарлоттой? — встревожилась Рокси, словно очнувшись от летаргического сна.

— Как что? У нее связь — это так глупо! К тому же с англичанином. Я вот что хочу тебе сказать, Роксана. Будь благоразумна, не теряй самообладания. Когда женщина носит ребенка, муж… ему кажется, что девять месяцев — это целая вечность. Что они никогда не кончатся. И тут подворачивается молодая стройная особа, заставляющая вспомнить о приятных минутах. Он думает, что в нем заговорило чувство, а на самом деле это говорит биологическое начало, его чисто мужская потребность.

— Если вы имеете в виду постель, то мне можно заниматься любовью до последних двух недель, — раздраженно вставила Роксана.

— Правда? Tiens![9] Это же безрассудно. В мое время доктора этого не разрешали. В любом случае… forme, большой живот всегда безобразит… Да, с сахаром, пожалуйста. Hein! Original![10] Гортензия — это кузина Жоржа — тоже предпочитает песок вместо рафинада.

— От меня теперь ничего не зависит, — сказала Рокси. — Пусть Шарль-Анри решает.

— А я что говорю? Не предпринимай ничего до родов, а там будет видно. Может, мальчишка будет.

— Мальчишка? Наследник? Никто не поверит, но я чувствую себя героиней бальзаковского романа, — как отрезала Рокси. У Сюзанны достало учтивости рассмеяться. Она допила чай.

— Не ты первая, не ты последняя. И большинство попавших в такое положение скажет, что лучший выход из него — жить как живется.

— Я все спрашиваю себя: целесообразно ли сейчас иметь ребенка? — испытующе глядя на свекровь, проговорила Рокси. — Беременность у меня на ранней стадии. Может быть, вообще не стоит мучиться. Глупо рожать, когда распадается семья. — Голос ее звенел. То была настоящая Рокси — неистовая, истеричная, немного бьющая на эффект. Недаром мне послышалась в ее голосе нотка расчетливости, и она глаз не сводила с Сюзанны, стараясь угадать, как подействует на нее скрытая угроза.