Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе - [2]

— Интересно, — размышлял Иванов, — сорвет подосиновик чеку с мины-лягушки или успеет состариться и сгнить раньше? Сухой хлопок взрыва и свист разлетающейся шрапнели подсказал Иванову, что гриб закончил рост, возможно тем самым спасая чью-то жизнь, и вернул его мысли в грустное русло.

Горькие раздумья несколько притупили его бдительность, и Иванов не сразу заметил сидящего у дороге штатского. Штатский сидел на поваленном дереве и грыз травинку. Прищуренные глаза его довольно ехидно смотрели на шагающего Иванова. Лейтенант совал с плеча винтовку и хриплым голосом спросил:

— Кто такой? Куда сидишь?

— Устал, вот и сижу. Петров моя фамилия. А ты, пехота, далеко ли собрался?

— Я тебе не пехота, а лейтенант пограничной службы. Иду по служебным делам. Немцев видел?

— А чего их видеть-то? Вот еще с полверсты пройти, так переезд будет за поворотом, на переезде — пост, смотри на них, сколько хочешь. Только я на них уже насмотрелся, чего-то больше не хочется.

— Документ есть?

— Ну это само сбой, как же без документу. На, полюбуйся.

Штатский протянул Иванову сложенную вчетверо бумажку. Развернув ее, Иванов убедился, что перед ним находится действительно Петров Петр, 18-го года рождения, русский, неженатый, освобожденный за хорошее поведение досрочно. Бумажка как раз и была справкой об усрочно-дословном, как было напечатано, освобождении.

— За что сидел? — поинтересовался Иванов, возвращая справку Петрову.

— Да так, пустяки. Драка на танцплощадке…

— И за драку схлопотал десять лет?

— Нет, за двух невинно убиенных в той драке. Но вопрос этот, как мне кажется, несколько утратил актуальность, поскольку я свое отсидел и вышел на свободу с чистой совестью. Более актуальным мне представляется обсуждение направления вашего дальнейшего передвижения, товарищ младший лейтенант пограничной службы, поскольку переезд охраняется немцами, а иного пути на восток здесь, собственно говоря, и нету. Проверено на себе.

— А наши-то где? Ты не в курсе случаем?

— Судя по стрельбе, до фронта километров десять-двенадцать будет. И если, допустим, переезд форсировать удастся, то к вечеру можно и до своих дойти.

— А что за охрана на переезде?

— Вот этого вопроса я от вас, товарищ младший лейтенант, и ждал. Переезд охраняют три немецко-фашистские гадины с мотоциклом и пулеметом. Поскольку железнодорожная магистраль тут узкоколейная, и соединяет торфоразработку с торфопредприятием, то есть идет из болота в болото же и особого стратегического значения не имеет, вражеское командование оставило минимальную охрану. Нашей задачей будет воспрепятствовать этой охране воспользоваться возможно имеющимся у них радиопередатчиком. И, по возможности, самим воспользоваться безусловно имеющимся у врагов мотоциклом. Вы со мной согласны, лейтенант?

Иванов вздохнул, выщелкнул из винтовки остававшиеся в ней два патрона, вставил из обратно в винтовку и задумчиво произнес:

— Трое, говоришь…

Петров хмыкнув, привстал со ствола дерева, на котором сидел до этого, опустил руку за ствол и вытащил из-за ствола, держа за вороненый ствол, новенький ППД с вишневым прикладом. — Патронов — завались! — весело прокомментировал он свой фокус. — Тут, похоже, краснопогонники пробегали, побросали все тяжелое… — с этими словами он повторил свой фокус, вытащив за кожаный ремень второй ППД. — Держи, пехота, прорвемся как-нибудь. И, наклонившись в третий раз, вытащил два подсумка, набитых запасными дисками и гранатами.

Оставшиеся до переезда полкилометра они прошагали быстро, но осторожно, стараясь не шлепать по лужам и не хрустеть ветками. Перед поворотом дороги они сошли на обочину, и осторожно выглянули из-за куста. На переезде стоял мотоцикл, в коляске мотоцикла стоял пулемет, а три немца — два солдата и фельдфебель, выбрав место посуше, прямо на насыпи развели небольшой костер и разогревали консервы.

Две короткие очереди разорвали тишину сумрачного леса, и два солдата вражеской армии ткнулись носами в захваченную землю. Фельдфебель, неудачно поскользнувшийся на мокром рельсе как раз в момент начала стрельбы, избежал смерти от пули, но не удержавшись на ногах, грохнулся головой как раз на рельс и затих. Выставив перед собой автоматы, Иванов с Петровым осторожно приблизились к телам врагов.

— Слышь, Петров, а фельдфебель-то того, живой, похоже… может, штыком его?

— Нет, лейтенант, штыком всегда успеем. Давай его лучше свяжем, в коляску кинем — неплохой подарочек командованию будет. А то вот ваша армия все отступает и отступает, немцы вас тыщщами в плен берут, а вы их — нет. А тут вот как раз целый пленный фельдфебель будет. Для поднятия боевого духа рядового состава, да и младшего командного пожалуй — очень полезно. Опять же, демонстрация собственной профпригодности. Так что давай, снимай с немцев ремни, вяжи ворога. Кстати, неплохо было бы и шинельки их накинуть, пока по вражеским тылам передвигаемся. А пока продукт не остыл, неплохо бы его и оприходовать.

Погрузив серую тушу в коляску и наскоро съев сосиски из разогретой немцами банки, Иванов уселся позади Петрова, усевшегося на мотоцикл раньше Иванова за руль, и трофейное мехсредство помчалось в серой пелене дождя на восток, разбрызгивая колесами грязь лесного просёлка. Завернувшись в теплую трофейную шинель и согревшись, вероятно, впервые за последнюю неделю, с давно забытым чувством сытости в желудке, Иванов незаметно для себя задремал. Неожиданно мотор резко замолк, и Иванов проснулся от удара в грудь сапогом Петрова, соскакивающего с мотоцикла.