Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе - [13]

Столь своеобразный способ передвижения по деревне был обусловлен тем неприятным обстоятельством, что немцы внезапно начали обстреливать деревню из пушек и прочих средства ствольной артиллерии. Очевидно, что часы товарища капитана Госбезопасности (по которым выставил «точное» время на своих швейцарских часах Вяземский) немного спешили, и пунктуальные немцы, начав мероприятие ровно в шесть утра по своим часам, начали его в шесть ноль девять по часам особиста, когда разведрота уже возвращалась с получения очередного приказа.

Впрочем, то, что немецкое командование считало всех советских людей «унтерменшами», а потому даже не сочло нужным сверить часы с особистом, сыграло с ними дурную шутку: разведрота, уже успевшая серьезно насолить фашистской армии, ушла довольно далеко от штаба полка, прямо в окно которого влетел первый же выпущенный из германской гаубицы чемодан.

Капитан-особист пару секунд ошалело разглядывал влетевший в окно и разбивший в щепки его стол предмет, а затем, схватив это добротное изделие германской кожгалантерейной промышленности (которое все же правильнее было бы называть по-немецки, koffer'ом) за ручку, выскочил за дверь. Громкий крик особиста подвигнул на повторение его действия всех остальных штабных офицеров, и к тому времени, когда в здание штаба попал уже артиллерийский снаряд, дом был пустым.

Что же до Иванова и его спутников, события, происходящие в штабе, их интересовали мало. Им предстояло под артиллерийским обстрелом переместиться на триста с небольшим метров в расположение и при этом по возможности не пострадать с целью сохранения боеспособности. Сейчас же все трое, скатившись в воронку, предусмотрительно вырытую для них немецким снарядом, оценивали свои шансы выполнить приказ.

— Пристрелялись, гады — прокомментировал увиденное Иванов, на секунду высунув из воронки голову.

— Германцы ещё в ту войну славились выучкой артиллеристов — подхватил разговор Вяземский. — Кладут снаряды как по нотам.

Сидоров счел невежливым отмалчиваться и с целью получения собственных впечатлений так же быстренько оглядел окрестности:

— Я в музыке не силен, но отмечу, то снаряды немцы и правда кладут как по линеечке. А потому думаю, что ежели мы пойдем не по улице, а, скажем, огородами — куда германец не стреляет — то вероятность накрытия и тем более попадания в нас будет практически нулевой.

— А в чем разница между накрытием и попаданием? — поинтересовался Вяземский.

— Ну как вам сказать, вашбродь… накрытие — это когда при неизменном прицеле, возвышении и курсовой скорости снаряды попадают одинаково что с недолетом, что с перелетом. То есть цель попадает внутрь эллипса рассеяния. А вот попадание…

— Понял, не дурак. То есть ты говоришь, что огороды в это твое накрытие вообще не попадают? Так об чем базар — рвем когти в сторону огородов.

— Видите ли, граф, сейчас мы как раз находимся внутри этого самого накрытия. Для перемещения в огороды стоит подождать, пока немцы, из за разницы курсового хода, не переместят его в дальний конец деревни.

— Боцман, деревня не плавает, и немцы тоже не плывут. Мы — на суше, не на кораблях.

— Корабли не плавают, а ходят! Плавает говно в проруби!

— Перестаньте спорить, товарищи. Вы оба неправы, но немцы действительно перемещают огонь вглубь деревни — вмешался в беседу Иванов. — Так что — бегом на огороды, а оттуда — в расположение, и тоже бегом: мне что-то не нравится этот огненный вал…

В расположение разведчики ввалились как в родной дом. Собственно, эта разбитая прямым попаданием авиабомбы зерносушилка давно уже стал для них воистину родным домом: тут и лежащие в углу полтора мешка картошки, и половина вчерашнего окорока, и ящики с «патронами» для ручной автоматической пушки Сидорова… И даже охапка сена, на которой привык давить ухо граф. Отдышавшись после бега, Иванов наладил Сидорова числить картошку, Вяземский, скорее по привычке, чем по недоброму расположению духа, тихо ругаясь сквозь зубы отправился к ближайшему колодцу за водой, сам же лейтенант сел на расщепленное бревно и стал обдумывать дальнейшие действия вверенной ему роты.

Думалось трудно: уже забулькал полуведерный чугун с картошкой, Вяземский, высыпав в него мелко нарезанные остатки окорока, принялся чистить свой «Маузер», в Иванов все не мог закончить обдумывание.

— Об чем задумался, детина? — негромко граф его спросил.

— Скучно мне, да и неуютно как-то тоже. Сейчас бы на фронт сбегать, ворога лютого пострелять — тут всего-то метров пятьсот будет, ан нет, выполняй приказ, расположения не покидай. Я понимаю — приказы не обсуждаются, но перед людьми как-то неудобно: они воюют, а я — приказ выполняю.

— Есть мнение, и не только мое, что скучно будет очень недолго. С одной стороны, стрельба вроде как приближается. С другой — через расположение начали шастать рядовые и младшие командиры, причем шастают они строго в направлении на восток. Но, поскольку поток шастающих пока еще относительно невелик, думаю, что у нас еще есть время немного подкрепиться. Правильно я говорю, Сидоров?

Боцман, сгибающий о колено какую-то железную палку, на секунду задумался, затем палку отложил и как бы нехотя ответил: