Разведка - это не игра - [46]

Молодая и очень привлекательная испанка Кармен проводила меня в отдельный большой, но уютный номер. Чувствовалось, что она знает, для чего мы едем в Испанию. Видимо, до нас в гостинице уже побывало немало добровольцев-интернационалистов, поэтому понятно, что не только Кармен, но и все остальные из обслуги гостиницы знали, кто мы такие. Абсолютно все относились к нам с подчеркнутым дружелюбием и вниманием. Вместе со мной в гостинице находилось еще несколько человек. В некоторых номерах было по два и даже три человека. Я был в номере один. Я начал осматривать отведенную мне комнату. Первоначально мое внимание привлекла кровать. Никогда в жизни я не видел кроватей подобной ширины. Я подошел к ней, потрогал и убедился, что она очень мягкая. Еще больше меня поразила лежащая на этой низкой кровати своеобразная подушка в виде круглого валика сравнительно небольшого диаметра, но длиной по ширине кровати. Не успел я еще оглядеть как следует номер, как в дверь постучали, и вошла улыбающаяся Кармен, в руках которой были две обычные для нас подушки. Она, похлопав по ним, уложила на кровать и, пожелав мне хорошего сна, вышла из комнаты.

Вынужден особо отметить, что мое воспитание, полученное на родине, и степень знания жизни за границей проявились в том страхе, который я испытал, оставшись один в номере. Закрыв дверь изнутри на замок и на задвижку, уже поужинав, но еще готовясь ко сну, я более тщательно осмотрел номер, не забыв заглянуть за портьеры у окон, в шкаф и под кровать. Я искал, не спрятался ли там кто-нибудь. Затем, взяв одну из принесенных Кармен подушек, я накрыл ею, тщательно укутав, телефон, стоящий на столике, – я понимал, что меня могут подслушивать. Кто мог подслушивать, что подслушивать? Ведь в номере я был один, значит, подслушивать могли мои тайные мысли, и только, ведь вслух думать я не привык, да и не умел.

Сейчас все это мне, прожившему много лет за границей, кажется смешным, а тогда... Тогда я полагал, что проявляю необходимую бдительность и осторожность.

Приняв душ, я улегся в кровать и спал довольно долго. Утром, в условленный мною с вечера час, хорошенькая и улыбающаяся француженка горничная принесла мне в номер завтрак. Я еще лежал в кровати, когда на стук в дверь мне пришлось вскочить и открыть ее. Пожелав мне доброго утра и приятного аппетита, поставив на стол принесенный завтрак, горничная удалилась.

После вкусного завтрака я стал быстро готовиться к встрече с Николаем Николаевичем. Я понимал, что впереди напряженные дни совместной работы. Частично мне повезло. Утром я узнал, что старший группы, летчик, уже выздоровел, а быть может, делал вид, что здоров, так как чувствовал, что должен включиться в работу.

Нам с подполковником Д. были даны некоторые задания. После их выполнения мы использовали оставшееся свободное время и прогулялись по городу, посещая некоторые достопримечательности. Я был удивлен, что почти на всех улицах сновали девушки и в открытую предлагали свои услуги. Это были обычные проститутки. Надо признаться, среди них было немало очень симпатичных, даже красивых. Я выразил моему попутчику удивление, как это может существовать в таком прекрасном городе, в цивилизованной стране. Он посмеялся и ответил, что если на улицах существует открытая проституция, то в еще большей степени распространены различные дома свиданий, публичные дома, притоны. Большую часть времени мы с подполковником Д. тратили на более интересные беседы и прогулки по красивым улицам и площадям.

В то время как часть живущих в гостинице «Сен-Жермен» успевала ходить в кино и даже театры, мне лично уделяли внимание кроме подполковника Д. еще и сам Николай Николаевич Васильченко и его прекрасная жена Олечка. Мы ездили на машине по городу, его окрестностям, заезжали в Булонский лес и даже нашли время, чтобы посетить Лувр и Казино де Пари, побывать и в хороших ресторанах. Все было интересно и ново.

Прошло много лет, как я виделся с Николаем Николаевичем, его Олечкой и подполковником Д. С тех пор я никогда не забывал о них, вспоминая всегда с чувством уважения и благодарности. Конечно, они не могли знать, да и сам я тоже, что недалек тот час, когда все, что смог благодаря им усвоить, находясь за границей, мне так основательно пригодится.

Совершенно неожиданно город как будто стал вымирать. В Париже мы увидели первую в нашей жизни забастовку, которая началась на химических предприятиях Гудрича и вскоре была подхвачена рабочими коммунальных предприятий: метро, автобусных парков, газовой сети и т.д. Работа повсеместно возобновилась накануне нашего отъезда из Парижа, 30 декабря 1937 г. На нас произвело неприятное впечатление то, что повсюду: на больших бульварах, Елисейских полях, площадях и центральных улицах – были погашены огни обычно яркосветящихся реклам. Местами были даже потушены фонари.

Продолжая наши прогулки по городу небольшими группами, как уже указывалось, по пять-шесть человек, мы горячо обмениваемся впечатлениями. Несколько смешно было отмстить, что многие встречающиеся с нами французы по нашей однородной и своеобразной одежде догадывались, кто мы такие. Быть может, именно в этом однообразии и заключалась та допущенная в Москве ошибка при выдаче нам гражданских пальто, костюмов и шляп. Можно понять, что снабдить разнообразными вещами отъезжающих было просто невозможно. Во всяком случае, к подбору выдаваемой нам одежды надо было привлечь человека, который, побывав за границей, усвоил особенности ее подбора. У нас, мужчин, были демисезонные драповые пальто только двух цветов – коричневые и синие. Более впечатляющим было то, что неумело надетые мягкие шляпы часто сочетались – синяя или зеленая с коричневым пальто, а коричневая с синим. Это бросалось в глаза особенно потому, что мы прогуливались группами.