Разведка была всегда... - [94]

Именно так говаривал продрогший на жестоком босфорском ветру Щеглов, появляясь после таких оказий в доме начальника Русского (Черноморского) управления Морского штаба Турции Али-бека или в доме директора Управления по делам печати Серет-бея. При этом он не выпускал из рук любимые янтарные чётки. Ведь так удобно, перебирая бусины, подсчитать серые громады кораблей на дальнем рейде.

Он знал и уважал обычаи турок, этот «симпатичный петербургский шпион», как его за глаза называли в Стамбуле.

Если послу Чарыкову с насмешливой лёгкостью подсовывали откровенную липу, то трудно было обманывать человека, который, не приняв ислам, всё же постится с тобой в рамазан, освоил зурну и наигрывает турецкие мелодии, берёт уроки старинной, полузабытой османской каллиграфии. И уж тут снова дело случая, что уроки каллиграфии даёт этому удивительному русскому Юсу Али-бей, полковник Генштаба и знаток древностей Востока.

Я не берусь судить в деталях, как было дело, но в июне 1913 года, во время кровавой гражданской междоусобной бойни в Стамбуле, кажется, никто из окружения русского разведчика не пострадал. Все до одного конфиденты Щеглова оказались в это время кто в Египте, кто в Греции, а кто и в Одессе. Об их безопасности позаботились двое — Щеглов и министр внутренних дел Турции Джанбулат-бей.

Всё это шло на пользу обеим империям. Обладание абсолютно достоверной информацией позволило позже военно-морскому командованию России не дать втянуть себя, например, в кровавую бойню на Галлиполийском полуострове в 1915 году, несмотря на отчаянные призывы Лондона. Не бросился русский десант и на самоубийственную операцию по захвату Босфора, как ни нажимали на Петроград и Париж и Лондон.

Влияние Щеглова было столь значительно, что ещё в 1911 году удалось своевременной информацией, переданной в Петербург через голову посла, и полученным оттуда также напрямую ответом для военного министра и для министерства внутренних дел Турции предотвратить разрыв отношений двух держав.

Пожалуй, никто из военных и дипломатов России на Босфоре не обращался к петербургскому начальству с просьбой о финансовом содействии «на цели деликатного свойства» так часто, как Щеглов. И получал его. Игра стоила свеч. После долгих сидений Щеглова с его приятелями за костями, нардами, картами (судя по всему, он часто и помногу проигрывал!) или просто за кальяном в уютных кофейнях Перы и Галаты, кварталов Стамбула, населённых преимущественно европейцами, в Петербурге постоянно появлялись строго секретные документы с пометкой: «получено от Щеглова».

Я не люблю прохладный и терпкий дым кальяна, не выношу карты и нарды, но, кажется, готов стерпеть что угодно, лишь бы узнать, как появился у Щеглова (а теперь у меня на столе) сверхсекретный документ турецкого Морского штаба, озаглавленный «Записка на случай войны с Россией. Составлена Рыза Шакир-беем, 8 отдел Морского Штаба Турции». Здесь была сформулирована стратегическая задача Турции — создать в ближайшие три—пять лет мощный подводный флот, современный скоростной надводный флот и только тогда «начать осуществлять наступательные операции против России», которая, как считали в Стамбуле, «ещё не скоро воспрянет от непонимания роли флота».

Или другой документ «от Щеглова» — сообщение о ежегодных, рассчитанных вплоть до 1925 года приращениях на 50 процентов военных расходов Турции на морские вооружения, которые начались ещё в 1910 году. Это сообщение явилось совершенным откровением для Петербурга.

Судя по архивным документам, Щеглов «проигрывал» своим турецким партнёрам не только казённые суммы. И к концу своей службы, к осени 1917 года, он остался без средств. Кто помог ему? Никто.

О том, как ценили «наверху» поразительную информацию Щеглова, свидетельствует один небольшой документ. Обращение Щеглова напрямую к морскому министру И. К. Григоровичу от 26 июня 1913 года:

«В продолжение 12 месяцев итало-турецкой войны и 8 месяцев балканской нахожусь почти беспрерывно в зоне военных действий. Все чины иностранных посольств и мои коллеги по европейским военным миссиям получили 20 процентов надбавку к жалованию по вздорожанию жизни в Стамбуле. Я же — ничего, не говоря о личных пожертвованиях, от коих нельзя уклониться...» Григорович прочёл, поразмыслил, и прибавку выплатили, правда, в шесть раз меньше той, что ему полагалась.

Щеглов видел, знал и понимал в жизни Турции то, что ускользало от внимания других европейцев. Он, как никто, умел связывать воедино мозаику мелких фактов. Например, до сих пор оставалось загадкой как для современников Щеглова, так и для наших историков, почему вдруг собрался и в двадцать четыре часа покинул Турцию главный советник младотурок по военным вопросам германский генерал Е. Лиман фон Сандерс, окружённый почётом и уважением, причём вполне заслуженно. Тайну его практически бегства прояснил Щеглов в своей очередной депеше на Дворцовую, 6. Жена и дочь генерала неосмотрительно затеяли прогулку на азиатском берегу Босфора. Вдвоём, без сопровождения и охраны... Женщины были изнасилованы туземными солдатами. Эта депеша Щеглова оказалась столь высокого уровня засекречивания, что появилась на свет из хранилища только в 1992 году.