Разведчики всегда впереди - [86]

Я останавливаюсь на всем этом так подробно не случайно. Мне хочется еще раз подчеркнуть, какое большое значение имели для нас второстепенные, так называемые «побочные» факты. Умение рассмотреть их, выделить из общей массы, протянуть ниточку логических размышлений и заключений — важная грань в профессиональной подготовке войскового разведчика.

Однако вернемся к нашему пленному. После того как он поведал свою историю, мы поняли, что от него можно получить интересующие нас сведения и о самом городе. Ведь «тотальник» какое-то время жил и работал там. И наши надежды полностью оправдались. В немалой степени этому способствовал тон последующих бесед. Они не носили характера допроса. Мы просто подтолкнули гитлеровского солдата на путь воспоминаний. И он, углубляясь в них, рассказывал офицеру разведотдела об улицах, бульварах, основных транспортных магистралях Кенигсберга, об их состоянии в настоящее время. Все эти данные тщательно фиксировались для последующего анализа.

Но пожалуй, наибольшей удачей этого периода следует считать захват «языка» разведчиками 24-й гвардейской стрелковой дивизии. Группа в составе 12 человек, которой командовал гвардии старший сержант М. Гоцул, проникла к вражескому аэродрому и организовала засаду У тропы, ведущей к железнодорожной станции. Ближе к полуночи послышались шаги.

— Приготовиться! — подал условный сигнал гвардии старший сержант.

Через минуту вражеские офицер и солдат оказались в руках наших бойцов.

Пленный офицер был полковником, командиром артиллерийского полка. На допросе мы получили от него подробные сведения о Кенигсбергской крепости, которые помогли нам составить довольно полное представление о вражеских укреплениях.

Крепость состояла из собственно цитадели и двух линий фортов — внутренней и внешней. Внутренняя линия включала 24 земляных форта с открытыми позициями для артиллерии. Форты размещались на окраинах города и окружали его со всех сторон, создавая в сочетании с приспособленными для обороны зданиями прочные узлы сопротивления. В двух фортах внутренней линии существовали кирпичные артиллерийские казематы с бетонным покрытием толщиной до 80 сантиметров.

Внешняя линия, проходившая в шести — семи километрах от центра города, имела 12 основных фортов и 3 дополнительных. При фортах, как и на внутренней линии, были открытые позиции, обнесенные земляными валами. Перед ними гитлеровцы вырыли рвы шириной 6—10 метров и глубиной 3 метра. Рвы заполнены водой. Внутри фортов имелись подземные склады и казармы. Все сооружения соединялись переходами, большинство которых скрыто под землей.

Промежутки между фортами заполнялись укреплениями полевого типа, дотами. Полевые сооружения включали в себя две-три, а местами и четыре линии траншей, перед которыми были установлены проволочные препятствия и мощные минные поля. Все, что сообщил нам гитлеровский полковник, полностью совпадало с данными, полученными из других источников.

Из показаний пленных нам стало известно, что в районе железнодорожной станции Метгетен, что западнее Кенигсберга, находится подземный артиллерийский завод, ремонтирующий орудия и поддерживающий таким образом мощь вражеской артиллерии. Однако точно указать место, где он расположен, никто не мог. Фашисты скрывали это даже от своих военнослужащих. Установить его местоположение было бы очень важно. Наша бомбардировочная и штурмовая авиация, получив от нас целеуказание, могла бы сказать свое веское слово.

После некоторых раздумий мы решили направить в район станции Метгетен специальную разведгруппу во главе с уже известным читателю гвардии капитаном Горобцом. Не стану останавливаться на тех испытаниях, которые выпали на долю разведчиков во время выполнения этого чрезвычайно сложного задания. Скажу лишь, что оно было выполнено. Но гвардии капитан Горобец оказался тяжело ранен — пятый раз за время войны. Боевые друзья, бережно положив на плащ-палатку своего командира, вынесли его в расположение наших войск.

Узнав об этом, я сразу же позвонил в госпиталь.

— Жив будет, — ответили мне, — но воевать больше ему не придется.

При первой же возможности я навестил гвардии капитана.

— А в строй мне уже не вернуться, — сказал он.

И столько тоски было в его словах, что слезы навернулись на глаза. Я пробовал успокоить Ивана Ивановича, говорил, что война идет к концу, что он свое дело сделал, В ответ звучало одно и то же:

— А в строй уже не вернуться!

Кажется, никогда мне не были так понятны переживания человека. Боевые товарищи, общее дело, которое он вершил на протяжении многих месяцев войны, — в этом для Горобца заключался смысл жизни.

Он не хотел оставаться на госпитальной койке. А я не находил слов для того, чтобы утешить его.

Во второй половине марта в нашу армию прибыла группа немцев из антифашистского Комитета «Свободная Германия». Группа была многочисленной — до 80 человек. Она имела несколько необычную задачу: провести разведывательные поиски в районе Кенигсберга.

Мы и до этого доверяли антифашистски настроенным немецким перебежчикам, с пониманием относились к их готовности внести свою лепту в дело разгрома гитлеровской военной машины. И это естественно. Ведь советский народ и его союзники вели войну, имеющую своей целью уничтожение фашизма. И было бы глубочайшей ошибкой отождествлять клику Гитлера с Германией. Гитлеризм не мог овладеть умами всех граждан этого государства. Немало антифашистов вело борьбу в самой стране. Люди, искренне желавшие скорейшего освобождения своей родины от коричневой чумы, были и в армии. Кое-кому из них удавалось перейти на пашу сторону. Они, как правило, горели желанием активно участвовать в ликвидации фашистского строя. А разве можно забывать о тех, кто еще до начала войны, скрываясь от преследования, вынужден был покинуть пределы Германии?