— Прежде еще один вопрос, — остановил его Доронин: — кто дежурный диспетчер сегодня?
— Анна Рощина.
— Рощина? — переспросил Сергей. — Согласовать с ней нужно бы…
— Согласовано уже, — поспешно перебил его дежурный. — «Зеленую улицу» обещает до самого Воеводина. Хороший диспетчер эта Рощина, хотя я ее и в глаза ни разу не видел.
— Увидели, так не то бы еще сказали, — улыбнулся Брежнев и слегка толкнул локтем Сергея.
Доронин сердито посмотрел на него и решительно заявил:
— Ну, раз с диспетчером все улажено, один последний вопрос: когда паровоз можно подавать?
— Минут через пятнадцать, — ответил дежурный, посмотрев на часы, и, по-военному откозыряв Доронину, ушел.
— Ну, хлопцы, — обратился Сергей к своей бригаде, — срочно поднимайте пары до предела. Времени у нас в обрез.
Рано утром, когда Варгин еще спал, кто-то негромко, но решительно постучался в дверь его комнаты. Нащупав ногами ночные туфли под кроватью и набросив на плечи шинель, капитан подошел к двери.
— Кто там? — спросил он хрипловатым со сна голосом.
— Простите, Виктор Ильич, что беспокою вас в такую рань, — услышал он знакомый голос. — Вас ведь вечером никогда не застанешь, вот и решил утром пораньше зайти.
Варгин открыл дверь и увидел на пороге Семена Алехина.
— Здравствуйте, Виктор Ильич, — улыбаясь, сказал Алехин, протягивая руку. — Дело у меня важное, а на службу к вам я не решился зайти.
Капитан усадил Алехина на диван и, попросив подождать несколько минут, ушел одеваться. Семен внимательно осмотрел обстановку комнаты и решил, что капитан мало в ней бывает, может быть даже не всегда приходит сюда ночевать.
«Вот уж кто буквально день и ночь на работе! И работа какая…» — с уважением подумал Семен, прислушиваясь, как в соседней комнате капитан надевает сапоги.
Варгин оделся очень быстро и вышел к Семену Алехину веселый, подтянутый, как всегда, с папиросой в зубах.
— Закуривайте, Сеня. — Он протянул коробку папирос юноше, но тут же спохватился: — Ах да, вы же не курите, совсем забыл. Ну, выкладывайте, что за дело у вас.
Варгин уселся напротив Алехина, закинув ногу на ногу и внимательно глядя в глаза Семену.
— Я по поводу Гаевого, — негромко, будто опасаясь, что кто-нибудь может услышать, произнес Алехин.
— А, это любопытно! — оживился Варгин, придвигаясь поближе к гостю.
— Мне, кажется, удалось обнаружить одно весьма подозрительное его действие, — слегка волнуясь и тщательно подбирая выражения, продолжал Алехин. — Оно, конечно, не позволяет еще инкриминировать…
— Давайте, Сеня, без этого… без инкриминирования, — улыбнулся Варгин. — Так ведь только в плохих детективных романах разговаривают, а в жизни объясняются куда проще.
— Да, верно, — согласился Алехин. — Мне и самому нелегко такие слова выговаривать.
— Еще бы! — рассмеялся Варгин. — Ну, так что же такое подметили вы за этим Гаевым?
— На службе у него все по-прежнему. Только перестал меня в депо посылать для уточнения паровозных номеров: сам теперь проверяет номера у Остапчука. Но не в этом дело. По другой линии стал я его прощупывать. Он ведь живет на квартире у тетки моей, Марии Марковны. К ней-то я и направился на разведку, так как понял из разговора с вами, что Гаевой может оказаться опасным врагом.
«Любопытно, как это он решил, что я подозреваю в Гаевом опасного врага? — подумал Варгин. — Сообразительный, видно, парнишка…»
— К тете я явился, конечно, под предлогом беспокойства о ее здоровье, а сам осторожно завел разговор о Гаевом. Очень одобрительно о нем отозвалась тетя Маша. Любезный, говорит, человек. Всякие мелкие услуги ей оказывает и, между прочим, письма за нее пишет сестре ее, Глафире Марковне Добряковой, то-есть другой моей тете, проживающей в нашем областном центре. Тетя Маша рада, конечно, что такой добровольный писец нашелся, так как она уже старуха и плохо стала видеть, а переписываться большая любительница.
— Так-так, — настороженно проговорил Варгин. — Значит, он письма за вашу тетю пишет? А вы не поинтересовались, диктует она ему или он сам их сочиняет?
— Интересовался, — ответил Алехин. — Тетя говорит, что она диктует только основные мысли, а Аркадий Илларионович, будучи своим человеком у нее в доме, вносит детали в письма уже по своему усмотрению и это будто бы получается у него куда ловчее, чем у самой тети Маши. Не кажется вам подозрительным все это, Виктор Ильич, учитывая, что такой эгоист, как Гаевой, никому не станет зря одолжения делать?
Варгин задумался и, не отвечая на вопрос Алехина, спросил:
— А сам-то он переписывается с кем-нибудь?
— Тетя уверяет, что ни с кем не переписывается, так как вся его семья погибла. Тетя — старушка очень чувствительная, и ей кажется, что «бедный Аркадий Илларионович», как она говорит, рад хоть на чужих письмах душу отвести.
— Ну, а кто ваша тетя Глаша, которой письма адресуются? — снова спросил Варгин.
— Тоже старушка, вроде тети Маши, даже постарше немного. Это-то меня и смущает очень, хотя, правда, в доме ее полно всяких внучек, племянниц и иных родичей. Я даже не знаю всех толком. Вот и все, что я хотел сообщить вам, Виктор Ильич. Нет у меня сомнений, что неспроста Гаевой тетиной корреспонденцией ведает.
