Разведчик Вихров. Рассказы - [4]

Но этих было только двое. Остальные как будто оттаяли, и, следовательно, можно было говорить.

- Разрешите закурить, товарищ старший лейтенант? - вежливо обратился Белышев к командиру.

Командир, не отрывая взгляда от стакана, словно искал в нём потерянное счастье, кивнул головой и глухо ответил:

- Прошу.

Белышев достал папироску и неторопливо закурил. Он видел, что офицеры искоса наблюдают за струйкой дыма, вьющейся от его папиросы, и это смешило его. Он глубоко затянулся и внезапно сказал, как оторвал:

- Через час снимаемся.

Офицерские головы вздёрнулись, как будто всеми ими управляла одна нитка, и повернулись к комиссару. Штурман нервно звякнул ложкой о стакан и, передёрнув плечами, спросил:

- Позволено знать, куда?

- А почему ж не позволено, - беззлобно ответил Белышев, - Петроградский Совет приказал перевести крейсер к Николаевскому мосту, навести мост и восстановить движение, нарушенное контрреволюционными силами Временного правительства.

Штурман вздохнул и зазвякал ложкой. Жирный артиллерист, бывший прежде заправским весельчаком и не раз смешивший матросов забавными рассказами, а теперь потускневший и слинявший, словно его выкупали в щёлоке, не подымая головы, спросил напряжённо и зло:

- А приказ комфлота есть?

Белышев пристально посмотрел на него.

- Проспали, товарищ артиллерист, - сказал он спокойно. - Командует флотом нынче революция, а в частности Военно-революционный комитет, которому флот и подчиняется.

- Не слышал, - ответил артиллерист, - я такого адмирала не знаю.

Артиллерист явно задирался и вызывал на скандал. Белышев понял и, не отвечая, снова обратился к командиру:

- Товарищ старший лейтенант, прошу распорядиться.

Командир медленно поднялся. Руки его бессильно висели вдоль тела. Губы мелко дрожали. На него было жалко и смешно смотреть. Командир был выборный. Ещё в февральский переворот команда единогласно выбрала его на пост командира после убийства прежнего командира, шкуры, дракона и истязателя. Новый командир был либерал, ещё до революции читал матросам газеты и покрывал нелегальщину. Команда искренне любила его, как любила всякого, кто в жестокой каторге флота относился к номерному матросу, как к живому человеку. Команда и сейчас не утратила доброго чувства к этому тихому и мягкому интеллигенту. Но командир был выбит из колеи. Он был во власти полной раздвоенности и растерянности.

- Вы хотите вести крейсер к Николаевскому мосту?

- А то куда ж? - удивился Белышев. - Как будто ясно сказано…

- Но… но… - командир тщетно искал убегающие от него слова, - но вы понимаете, товарищ Белышев, что это… это невозможно?

- Почему? - тоном искреннего и наивного изумления спросил комиссар.

- Но дело в том… С начала войны расчистка реки в пределах города не производилась,- быстро заговорил командир, обрадованный тем, что уважительная причина технического порядка, прыгнувшая в мозг, даёт возможность правдоподобно и без ущерба для революционной репутации объяснить отказ. - Совершенно неизвестно, что происходит, на дне. Фарватер представляет собой полную загадку. Я несу ответственность за крейсер как боевую единицу флота. Мы только что закончили ремонт и можем обратить корабль в инвалида, пропороть днище… Я… Я не могу взять на себя такой риск.

Артиллерист злорадно и весело кашлянул. Это было явное поощрение командиру. Но Белышев оставался спокоен, хотя мысль работала быстро и ожесточённо. Он понимал, что командир сделал ловкий ход в политической игре. Это было похоже на любимую игру в домино, когда противник неожиданно поставит косточку, к которой у другого игрока нет подходящего очка. Можно, конечно, обозлиться, смешать косточки и прекратить игру, вызвав на подмогу команду, пригрозить. Но хороший игрок так не поступает, а Белышев играл в «козла» отменно.

Он только искоса взглянул на артиллериста, и кашель завяз у того в горле.

Потом, обращаясь к командиру, Белышев произнёс, напирая на слова:

- Соображение насчёт фарватера считаю правильным.

Офицеры переглянулись: неужели комиссар сдаст?

Но радость оказалась преждевременной. Сделав паузу, Белышев продолжал:

- Крейсером рисковать нельзя, товарищ старлейт. Мы за него оба отвечаем. И я под расстрел тоже не охотник… Но приказ есть приказ. Мы: должны передвинуться к мосту. Через полчаса фарватер будет промерен и обвехован…

Он с трудом удержался от победоносной усмешки. Удар был рассчитан здорово. Командир проиграл. Ему некуда было приставить свою косточку. Он безнадёжно оставался «козлом». В кают-компании стало невыносимо тихо.

Белышев взял бескозырку и пошёл к выходу. В дверях остановился и, оглядев растерянные лица офицеров, строго и резко закончил:

- Предлагаю от имени комитета товарищам командирам до окончания промера не выходить на палубу.

- Это что же? Арест? - вскинулся артиллерист.

- Ишь какой скорый! - засмеялся Белышев. - Зачем? Нужно будет - успеем. Просто дело рискованное. Могут внезапно обстрелять, а я за вас, как за специалистов, вдвойне отвечаю. До скорого…

Дверь кают-компании захлопнулась за ним. Офицеры молчали. Это молчание нарушил штурман. Он покачал головой и, как бы разговаривая с самим собой, сказал вполголоса: