Разум - [59]

Могила моего прадеда была у северной стороны ограды. Когда расширяли кладбище, там как раз проложили дорогу — старые могилы, а среди них и дедова, остались под ней. Когда-то еще верующим мальчишкой я зажигал на кладбище свечки, а отец плакал: так никогда и не смирился с дедовой смертью.

Он ведь отца заменил ему!

Пишет отец и о своих бесконечных поисках работы, о попытках стать служащим:

«Мама сидела под нашим орехом, где теперь моя комнатушка. Большое было дерево — древо нашего рода. Вдруг вижу — идет почтальон Адольф. Принес мне заказное письмо. На обложке штамп — Президиум областной управы в Братиславе.

Сердце у меня сильно билось, когда по прочтении письма я сказал: «Приняли меня. Приглашают в управу». Письмо подписал др. Янко Есенский, вице-президент областной управы. Мама от радости долго плакала.

На другой день я взял документы и отправился в город. Встретил меня привратник Криштофич из Рачи. Он и говорит мне: «Третий этаж направо, дверь под номером двадцать пять. Там у двери и подождете, пока не выйдет человек — он вам все объяснит».

Принял меня др. Янко Есенский, приятный был человек. Немного поговорил со мной, а потом сказал, чтобы в понедельник явился я в регистратуру.

В понедельник по маминому совету я вышел из дому с левой ноги. После долгих лет неустроенности я наконец на государственной службе. Сотрудники приняли меня учтиво, представились мне, казалось, все происходит во сне. Пусть и не были они специально обученными чиновниками (трое из них — бывшие музыканты в имп.-кор. армии), но работу выполняли на совесть. Мой заведующий носил фамилию Брож, легионер был в прошлом. Правда, долго я там не задержался. Перевели меня в дорожное ведомство к инж. Мерту, отзывчивому и порядочному человеку. С большим сочувствием он относился и к нашим семейным неурядицам. Сохранил я прекрасные воспоминания и об управляющем Квасничке.

Вскорости соседи отметили, что я хожу прилично одетым, и потому девушки тоже стали обращать на меня внимание. Стали ко мне доброжелательнее.

Ближе всех я подружился с Паулиной. Это была полненькая и красивая девушка, энергичная, но довольно скрытная. Родители, которым она представила меня, не преминули заметить, что она еще совсем молоденькая, однако это не мешало им позволять нам подолгу разговаривать в ее комнатушке. Но в окошко украдкой следили за нами, тем более если мы беседовали до позднего вечера. Знала бы о том Паулина, от души отчитала бы родителей.

Не раз и не два задерживался я у нее до полуночи. Перед их домом росло самое большое в деревне дерево, огромная акация, корни которой подползали под дорогу и уходили в сады за ней. В деревне жило поверье, что после полуночи под деревом стоит священник в широкой шляпе и насилует каждую проходящую женщину. Однажды я вот так и напугал двух женщин, которые возвращались ночью от ближних соседей — ходили к ним чистить кукурузу. Переполошили они всю улицу. Я вовремя смылся, и поверье продолжало тревожить людей. Подобную шутку разыграл я перед Паулиной, ей было любопытно узнать, в самом ли деле эти тетушки такие глупые. Но женщины призвали на помощь каких-то пьянчуг, возвращавшихся из корчмы, так что я быстрехонько перестал их стращать».

Вслед за этими страницами отец подробно расписывает, как познакомился он со своей будущей женой и бросил Паулину.

Начинает он издалека. Узнаю, что мой дед по материнской линии тоже был каменщиком.

«Низкорослый, широкоплечий, горбатый Тонко Путница был профессиональным сапожником. А его жена по прозвищу Анча Гу была здоровенной и сильной, ходила прямо, говорила громко. Путница зимой сапожничал, а летом пас с женой коз. У нее была труба, поэтому-то и прозвали ее Гу. До смерти любила она ром, а когда и муж напивался, брала его под мышку и относила домой. Несла его, словно тащила мешок из амбара в погреб — даже через плечо не перекидывала. Курила она длинную трубку. Умела и пророчить.

Детей у них не было, но это были добрые люди. Выпьет, бывало, Анча свою порцию рома — примерно с литр — и начинает бормотать заклинания.

Любимицей Анчи была соседская Клара. Было ей десять лет, приносила она Анче табак. И всегда получала крону на конфеты.

Жили они в так называемой „коммуналке“».

Отец описывает обитателей этого дома, нынче уже снесенного — видно, сельские власти стыдились этого памятника.

«Около шести утра, — пишет он, — с нижнего конца деревни раздавался сильный голос трубы, это Анча Гу со своим мужем подавали знак, чтобы люди выгоняли своих коз. Коз они гнали на Скалу, в Липовье и Дренье. За каждую голову получали в неделю по две кроны, коз же было штук триста. Когда подымались вверх над деревней, приходила к ним Грала, Гралица, то бишь маленькая Клара, твоя мама, и приносила им рому и табаку.

Еще девочкой она водила в церковь дядю Ифко Фугла. Этот несчастный человек, в прошлом минер, ослеп в день своей свадьбы. Один патрон не взорвался, Ифко пошел снять с него предохранитель — и тут вдруг бабахнуло. Вместе с ним ослеп и Францко Штруца. Дядя Ифко любил рассказывать стародавние длинные байки, рассказывая, часто задремывал, а проснувшись, продолжал как ни в чем не бывало».