Разум океана. Возвращение в Итаку - [3]

— Разумеется, господин полковник.

— И тем не менее мы не можем оставить союзников нашего ведомства без опеки. Теперь по существу. Токийский филиал Первого отдела информирует о новых работах японских друзей по созданию оружия для ведения морской войны. Известны случаи загадочного исчезновения американских подводных лодок и советских торговых кораблей. Ваша задача — выяснить суть этого оружия, добыть его секрет. Подробностей мы не знаем. Из Токио нам сообщили лишь фамилию автора изобретения: профессор Дзиро Накамура…

2

Перевернутое «А», написанное киноварью на белом фоне, качалось и расплывалось у него перед глазами.

Иногда эта буква пропадала вовсе: наверное, он терял в это время сознание. Других букв, составлявших слово «Имандра» на спасательном круге, Бакшеев почему-то не видел.

После взрыва он очнулся в воде с неизвестно как попавшим в его руки спасательным кругом. Степан попробовал крикнуть, но язык не хотел повиноваться, вокруг никого и ничего не было, кроме полузатонувшего матраца неподалеку и покачивавшейся на мелкой зыби пустой бутылки.

Бакшеев попытался разжать пальцы, охватившие леер круга. Рука онемела и не слушалась Степана.

В лицо повеяло теплым. Верно, бриз пришел с берега. Солнце плавало низко. Ветер развел покруче волну. Бакшеев прошептал: «Помогите…», качнулась в волнах бутылка, вырвался воздушный пузырь и лопнул — бутылки не было. Солнце падало к горизонту.

Бакшеев прислонил щеку к теплой поверхности круга.

Он перестал звать на помощь и, скосив глаза, видел, как колышется рядом в волнах полузатопленный матрац.

Матрац неожиданно стал расти, он надвигался на Бакшеева, угрожая подмять под себя, и это вовсе не матрац — пузатый фрегат с полосатыми бортами наваливается на Степана.

С бледным звоном лопнули синие шарики. Вот и не стало фрегата, матраца Бакшеев тоже больше не видит. Он лежит щекою на букве «А», кружатся желтые пятна, все медленнее кружатся, и когда они прекращают свой танец, в сознание проникает ритмичное: та-та-та-та-та…

3

Если бы существовала машина, способная двигаться и в пространстве, и во времени, мы могли бы присутствовать на торжественных празднествах в честь рождения первенца в старинной самурайской семье. Это произошло в городе Урава, префектура Сайтама, за шестьдесят лет до описываемых событий. Впоследствии новорожденного будут именовать профессором Дзиро Накамура.

Урава — город, где родился Дзиро Накамура, располагался неподалеку от Токио и славился изящными храмами, хорошими поэтами и резиденциями древних самурайских семейств.

Отец Дзиро Накамура доводился дальним родственником последнему сегуну, но в буржуазную революцию 1867–1868 гг. выступил против правительства династии Токугава, просуществовавшей к тому времени уже более трехсот лет.

Накамура-старший был тогда относительно молодым человеком, но выбор сделал правильный — Япония по-своему, сквозь рогатки феодализма, шла к формированию нового общественно-экономического строя.

Потомок древнего рода, отец Дзиро Накамура занял в буржуазно-помещичьем блоке, захватившем власть, прочное положение. До рождения сына он активно участвовал в политической жизни страны, а затем, ближе к японо-китайской войне, занял руководящий пост в одной из крупнейших промышленных корпораций.

У него родилось еще двое детей, но больше других он любил первенца Дзиро.

Мальчику была предоставлена широкая возможность для овладения разнообразными знаниями. Его опекали толковые наставники, но выглядел он в детстве несколько болезненным, был нелюдим, оживлялся лишь при встречах с отцом и поразил всех в пятилетнем возрасте, когда, разорвав пополам лягушку, серьезно объяснил взрослым, что хотел узнать, почему она прыгает.

Когда Дзиро подрос, любимым его занятием стала рыбная ловля, а потом и охота на морского зверя. С необъяснимым любопытством и тщательностью он постоянно рассматривал внутренности своей добычи, словно искал ответы на свои еще неосознанные вопросы…

В девятьсот пятом году Дзиро Накамура — студент-биолог Токийского университета. А с последнего курса он, неожиданно для всех, уходит добровольцем в действующую армию — тогда шла война с Россией.

Его направили, было, в полевые лекари, но Дзиро ответил, что бросил скальпель, чтобы держать оружие, и потребовал отправить его на передовую.

О храбрости этого добровольца рассказывали легенды, но, понижая голос, добавляли, что лучше держаться от него подальше. Он страшен в своей храбрости, в своем диком фанатизме…

В университет Дзиро Накамура вернулся через полгода после войны. Он стал еще более худым, скулы заострились, из-под век тяжелым холодным блеском горели глаза.

Наград, а их было немало, лейтенант запаса Дзиро Накамура не носил.

Как голодный на рис, набросился Накамура на учебу. Окончив университет, он продолжал работать в лаборатории профессора Китазато. Но в чем-то они не поладили, и Накамура ушел. Вскоре он исчез из Токио. Вновь возник Накамура в двадцатых годах. Он опубликовал ряд работ по микробиологии в Америке, появились его статьи и в японской научной печати. Дзиро Накамура с блеском защитил диссертацию и стал работать в Токио в первоклассно оборудованной собственной лаборатории. Одновременно он читал курс микробиологии в университете и вскоре получил профессорское звание.