Разрыв франко-русского союза - [42]
Но вслед за тем известия из других источников придали их словам некоторое значение. Эти известия шли и с Севера, и с Юга – из двух государств, находившихся в наиболее благоприятных условиях для наблюдения за тем, что делалось в России. Наш посланник а Швеции доносил, что на противоположном берегу Балтийского моря – в Финляндии – идет передвижение войск, что люди и материальная часть направляются к югу. Он полагал, что между Россией и Англией уже восстановлены прежние отношения и что из России в Англию и обратно постоянно снуют эмиссары. Правда, наше посольство в Стокгольме говорило только понаслышке, основываясь на весьма подробных, но выдуманных сведениях – на сказках, которые любезно рассказывал ему Бернадот. Вполне возможно, что наследный принц приписывал царю наступательные планы с целью придать себе в глазах императора большее значение и подороже продать себя. Иное дело на Востоке. Там наши агенты ссылались на то, что видели собственными глазами. Наш консул в Бухаресте, живший в стране, занятой русскими, вращавшийся среди них, собственными глазами видел, как ежедневно уходили с берегов Дуная целые полки, бригады, дивизии и направлялись к польским провинциям. Для того, чтобы Россия лишала себя возможности вырвать у турок уступку княжеств, чтобы она отказалась от своих надежд и домогательств на Востоке, нужно было, чтобы она считала себя самое под угрозой или чтобы перенесла свои честолюбивые стремления в другое место; одно из двух: или она замышляла коварные планы, или сама боялась нападения.
Последнее предположение было единственным, которое вначале казалось Наполеону правдоподобным. Когда ему говорили о планах насчет герцогства, о возможности внезапного нападения, он слушал с недоверчивой улыбкой, пожимал плечами. Русский государь и его кабинет не приучили его к подобным безрассудно смелым поступкам. “Нет! Не посмеют”, – как будто хочет он сказать. Он думает, что если Россия вооружается, то, без сомнения, потому, что, несмотря на все предосторожности, она пронюхала о наших военных приготовлениях; что она осведомлена о них, несмотря на то, что они находятся в зачаточном состоянии; что, наблюдая за постепенным увеличением первого корпуса, за посылкой в Данциг подкреплений, она думает, что в недалеком будущем ей грозит нападение, и спешно принимает некоторые меры. Чтобы рассеять ее тревогу, Наполеон приказывает Шампаньи поискуснее обманывать Куракина и повторить ему с большими подробностями, что назначение нового гарнизона – помешать высадке англичан.[164] Коленкуру поручается говорить в самом миролюбивом тоне, а затем – думает император – приедет его заместитель Лористон и будет повторять те же уверения с авторитетом человека, снабженного самыми свежими инструкциями. Речами, направленными к умиротворению, старается Наполеон успокоить брожение умов в России. Он считает его прискорбным явлением, но не думает, чтобы оно уже укоренилось и было серьезным.
В начале апреля вооружения России приобрели такую огласку, что нельзя было не признавать их значение, Со всех сторон приходили известия все более определенного, бесспорного характера, требующего внимательного отношения. С одной стороны – поляки, живя в постоянном страхе, не переставали кричать о надвигающейся опасности, с другой – из Стокгольма ясно было видно, как из Финляндии уходили войска. Затем, по словам наших агентов, главная часть русской армии на Востоке – пять дивизий из девяти, усиленные сверх установленного комплекта за счет остальных четырех, меняют фронт и форсированным маршем отходят к западной границе России. Эта перемена в расположении войск – показатель перемены политического фронта – является в глазах Наполеона крайне подозрительным и наиболее знаменательным фактом.
Помимо того, вся Европа начинает говорить, что готовится война, и что инициативу ее возьмет на себя Россия. Наши друзья и наши агенты волнуются и считают своим долгом предостеречь нас. В Париже министр полиции портит себе глаза, проводя вечера за чтением тревожных донесений; министр иностранных дел находит в корреспонденциях из Дрездена, Вены, Берлина и Копенгагена подтверждение фактов, на которые указывается в корреспонденциях с Севера и Востока. Слухи о войне начинают проникать даже в публику. Биржа волнуется, курс падает. Всем очевидно, что на Севере собирается гроза. Только французское посольство в Петербурге по-прежнему невозмутимо спокойно. Оно ничего не видит, ничего не слышит, от него все закрыто туманом. Ему неизвестно, что в непосредственной близости от него, в огромном государстве, за которым ему поручено наблюдать, все поставлено на ноги и идет в поход; что всюду чувствуется непрерывно действующая, направляющая воля; что Россия переносит и стягивает все вооруженные силы к одному пункту своей границы – к тому, который граничит с варшавской Польшей. При таких условиях нападение на великое герцогство делается более или менее возможным. Все еще не допуская, чтобы у императора Александра было заранее обдуманное намерение напасть на герцогство, Наполеон должен был спросить себя, устоит ли царь против искушения воспользоваться своими войсками, когда они в полном сборе, в образцовом порядке будут в его распоряжении; когда они войдут в соприкосновение со слабой армией герцогства, завладеть которым так много соблазна? – Война близка уже только потому, что армии стоят одна против другой. Ничтожного события, случайной стычки, искры достаточно, чтобы вспыхнул пожар. Мы видели, как в течение нескольких месяцев неудержимо шли к войне; теперь идут к ней беглым шагом.
