Разрыв франко-русского союза - [194]

Тотчас же по получении вашего письма от 13-го, я отправил адъютанта с приказанием Бернадоту переправить в Сканию 14.000 французов и голландцев. С своей стороны, Дрейер написал об этом своему двоpy; ему очень нравится эта мысль. Непременно скажите императору, что я хочу всего, чего он хочет; что моя система неразрывно связана с его системой; что между нами не может произойти столкновения, ибо мир достаточно велик для нас обоих; что я не тороплю его с эвакуацией Молдавии и Валахии, пусть и он не торопит меня с эвакуацией Пруссии; что известие об эвакуации Пруссии выдавало большую радость в Лондоне, что служит доказательством, что она может послужить нам только во вред.[672]

Скажите Румянцеву и императору, что я не далек от мысли о походе в Индию, о разделе Оттоманской империи и об отправке на сей предмет армия от 20 до 25000 русских, от 8 – 10000 австрийцев и от 35 – 40 000 французов в Азию, а оттуда в Индию; что ничего нет легче этой операции; что не подлежит сомнению что, прежде чем эта армия придет на Евфрат, Англия уже будет объята ужасом; что я знаю, что, для достижения этого результата нужно учинить раздел Турецкой империи; но это дело требует, чтобы я повидался предварительно с императором; что я не могу откровенно говорить об этом с Толстым, у которого нет полномочий от своего двора и который, видимо, не сторонник этого плана. Поговорите откровенно по этому поводу с Румянцевым; изучите с ним карту, представьте мне данные для суждения и ваши и его мысли. Свидание с императором тотчас же разрешило бы вопрос; но если свидание не может состояться, необходимо, чтобы Румянцев, изложив ваши общие мысли, прислал мне человека ,– сторонника этого плана, с которым бы я мог сговориться; с Толстым говорить об этих делах невозможно. Что же касается Швеции, то я ничего не имею против него, чтобы император Александр завладел ею, даже Стокгольмом. Следует даже побудить его сделать это с целью вернуть Дании флот и колонии. У России никогда не будет подобного случая поставить Петербург в центр и отделаться от этого географического врага. Дайте понять Румянцеву, что, говоря таким образом, я не воодушевлюсь робкой политикой, а единственно желанием – путем усиления обоих государств дать мир вселенной: что, без сомнения, русская нация нуждается в поступательном движении; что я ни от чего не отказываюсь, но нужно обо всем сговориться. Я произвел рекрутский набор, потому что мне везде нужно быть сильным. Я приказал увеличить мою армию в Далмации до 40000 человек; чтобы довести армию в Корфу до 15000 человек, полки уже в пути. Все это вместе с усилением тех войск, которые у меня в Португалии, вынудило меня набрать новую армию; что я с удовольствием буду смотреть на расширение пределов России и на рекрутские наборы, которые она будет производить; что я ни в чем не завидую ей; что я буду помогать России всеми моими средствами. Если император Александр может приехать в Париж, он доставит мне большое удовольствие. Если он может сделать только полпути, поставьте циркуль на карту и отметьте середину между Петербургом и Парижем. Чтобы взять на себя это обязательство, вам нет надобностей ждать ответа. Я, наверное, прибуду в срок к месту свидания. Если свидание никоим образом не может состояться, тогда Румянцев и вы изложите письменно ваши мысли, предварительно хорошенько взвесив их: пусть пришлют мне человека, который бы держался взглядов Румянцева. Укажите ему (Румянцеву), как поступает Англия, как она без стеснения забирает все. Португалия – ее союзник; она отбирает у нее Мадеру. Только путем энергичных и решительных действий можем мы довести до наивысшего предела величие наших империй; только таким путем Россия может осчастливить своих подданных и положить основу благосостоянию своего народа. Это главное. Что за дело до остального?

Императору плохо служат здесь. Два русских корабля, которые стоят уже четыре месяца в Порто-Феррайо, не хотят выйти из этой дрянной гавани, где они гибнут, а между тем они могли бы идти в Тулон, где у них всего будет вволю. Русские корабли, которые в Триесте могли бы принести пользу общему делу, а там они бесполезны и я не ручаюсь, что, если англичане осадят Лиссабон, Сенявин не посодействует его защите и кончит тем, что попадет в плен. Необходимо, чтобы министерство дало определенные приказания этим эскадрам и сказало им, на мирном или на военном они положении. Это mezzo termine ни к чему не ведет и недостойно великой державы. За сим, молю Бога, и т. д.

Р. – Moniteur познакомит вас с последними известиями из Англии, если вы их еще не знаете.

Париж, 6 февраля

Генерал Коленкур, 2 февраля я послал вам письмо с господином Арбергом. 5-го была охота в Сен-Жермен; я приказал пригласить на нее Толстого и долго беседовал с ним. Он говорил мне о заметках в Moniteur, высказал опасение, что мы не эвакуируем Пруссии и дал мне заметить странные вещи. Датский посланник Дрейер, который часто беседует с ним, надписал в этом духе своему двору. У этого человека превратные понятия о могуществе Англии; он утверждает, что ни в Финляндии, ни в Скании ничего сделать нельзя. Если бы это и было так, зачем говорить это. Я нашел в его речи страх перед Францией. Я обратил его внимание на то, что все выходки его посольства ведут к тому, чтобы уронить доверие к императору Александру и внести тревогу в страну; что относительно эвакуации Пруссии мы не заключали с императором условий sine gua non, что необходимо считаться с обстоятельствами: что дела с Австрией были окончены только пятнадцать дней тому назад, когда были выведены войска из Браунау; что тильзитским договором не установлено время эвакуации Пруссии, равно как и время эвакуации Молдавии и Валахии; что моя главная цель – идти вместе с Россией; что не следует бояться Франции и не доверять ее намерениям.