Разрыв франко-русского союза - [183]
После этого вступления первые его слова были: “Мне все это очень прискорбно, но император Александр окружен дурными советниками. По своему обыкновению, он предпочитает напасть не на государя, а на его приближенных. – К чему эта война? – продолжал он. Два великих монарха толкают своих подданных на резню, а, между тем, предмет их ссоры точно не определен. Балашов ответил, что его государь не желает войны; что он все сделал, чтобы избежать ее. Как на веское доказательство этого, он сослался на предложение о мире, передать которое было ему поручено. Тогда Наполеон заговорил о прошлом. Завязался спор о событиях, которые были случайной причиной разрыва. Оба собеседника до пресыщения высказывали свои обиды, не желая признавать и принимать во внимание обид противника. По мере того, как император вспоминал поступки, в которых ясно обозначилось, что Россия намерена действовать наперекор Франции, что она относится к Франции пренебрежительно, даже не желает вступать с нею в разговоры, он начинал говорить с большей запальчивостью, с возрастающей резкостью, все больше подогревая себя огнем собственных речей. Его, быть может, и притворный в начале разговора, гнев перешел в действительный, он не на шутку вошел в роль обиженного.
Он начал большими шагами ходить по комнате. По некоторым вырывавшимся у него знакам нетерпения можно было судить о его внутреннем волнении. Неплотно запертая форточка в окне открылась, и в комнату ворвалась холодная струя воздуха. Император с силой захлопнул форточку. Но форточка была плохо подогнана. Не прошло и минуты, как под напором ветра она снова открылась и начала биться. Император был в таком возбужденном состоянии, что не мог выносить этого раздражающего шума. С бешенством схватил он форточку, оторвал и выбросил на улицу. Слышно было, как она упала на землю, и как зазвенело разбитое стекло.
Вслед за тем Наполеон обратился к своему собеседнику с горькими жалобами на то, что Россия, вынудив его ополчиться против нее, помешала ему кончить войну с Испанией и умиротворить Европу. Затем, срывая завесу и оставляя в стороне словопрения и дипломатические тонкости, которых до сих пор держался, он прямо подошел к сути дела. Он превосходно очертил все, что с давних пор казалось ему двусмысленным и подозрительным в поведении Александра. Он дал понять, что русский государь неуклонно шел к войне с того момента, как позволил разным темным личностям – нашим заведомым врагам – приблизиться к своей особе и овладеть его доверием. Кем окружен он, кто составляет его интимный круг? Разве это русские, впитавшие в себя смысл и традиции национальной политики? – Ничего подобного. Его окружает группа иностранцев: не имеющие родины советчики, какой-то кружок эмигрантов и изгнанников – пруссак Штейн, швед Армфельд, бежавший из нашей армии Винцингероде и многие другие, эти вечные сеятели интриг и раздоров. С полным основанием указывал Наполеон на спрятавшихся, на засевших за спиной клявшегося ему в верности государя, своих личных, ожесточенных врагов, которых он всегда встречал на своем пути и которые восстанавливали против него королей и составляли европейские заговоры. Изгнанные им из всех стран, на которые распространялась его власть, эти люди отправились в Россию с тем, чтобы похитить у него союзника, про которого он думал, что подчинил его обаянию своего гения. Его гнев разразился против этих соблазнителей, а затем и против слабохарактерного монарха, позволившего овладеть собой и направить себя на ложный путь.
Тщетно давал он себе слово быть спокойным —не показывать гнева, а только сожаление; бранить, но дружески и свысока. Увлеченный чувством ненависти, он нарушил данное себе слово, перестал сдерживаться, начал наносить обиды и оскорбления. Его голос сделался отрывистым и пронзительным. Каждая фраза дышала страстью или ненавистью. Каждое слово было оскорблением.
Император Александр, говорил он, хвастается своими благородными чувствами. Он хочет быть рыцарем на троне. Но окружать себя презренными людьми, позорищем и отребьем Европы, значит ли следовать этому правилу? Среди самих русских кто его избранники? Кому вверил он начальство над своими армиями и судьбу страны? “Я не знаю Барклая-де-Толли, но Беннигсен!..” Намек на насильственную смерть Павла I – на заговор, в котором Беннигсен принимал участие и которое ускорило воцарение Александра, был на устах императора. Он несколько раз проглядывал в его разговоре.
Мы неоднократно указывали, что до какой бы степени ни доходили припадки его гнева, он всегда отлично я умел владеть собой и пользоваться проявлением своего гнева для достижения своих целей. Теперь его желанием было не столько оскорбить Александра, сколько застращать его. Конечно, он не прочь смешать его с грязью, но, главное, хочет нагнать на него страху. Его цель доказать, что царь, доверившись иностранцам и приобщившись к их вражде, идет вразрез с национальными традициями; но при первом удобном случае приверженцы этих традиций восстанут против него и могут подвергнуть опасности его корону и даже жизнь. Нужно сказать, что в течение одного века недовольство высших классов в России неоднократно проявлялось заговорами, покушениями, дворцовыми или казарменными переворотами. На протяжении шестидесяти лет эти внутренние кризисы приводили к переменам царствования. На основании этих прецедентов вся Европа была убеждена в неустойчивости власти в Петербурге. Вот одна из причин, почему Наполеон безусловно верил в успех своего предприятия и что побуждало его отважиться на него. В разговорах он почти ручался, что при том критическом и тяжелом положении, в какое он вскоре поставит Россию, возмущение высших классов окажет косвенное содействие вторжению и быстро положит конец сопротивлению. Во всяком случае, чтобы заставить Александра поскорее сдаться, он старается напугать его возможностью мятежа; он стремится лишить его мужества, и все его слова, все намеки направлены к тому, чтобы внушить сыну Павла I мысль, что участь его отца может быть и его участью. Он старается внушить ему мрачные видения, окружить его призраками загробного мира, которые бы навели его на мысли об ожидающей его будущности.
