Разрушитель Небес и Миров. Арена - [11]

— Неужели не видно, что он псих?

Волнуются присяжные, переговариваются, косятся на меня. Мама тоже вскакивает и что-то кричит, но слов не разобрать. Расталкивая людей, бежит к судье, ее останавливают копы, она виснет у них на руках, заливается слезами.

Теперь мне точно конец. Я снова навредил себе, выставив себя психом. Как теперь оправдаться? Да никак. Смотрю на Ганка и замечаю, что он тоже в упор смотрит на меня. Впервые с тех пор, как его ввели в зал. Вдруг быстро косится на мою мать и тут же опять отводит взгляд.

Ровным, хорошо поставленным голосом судья снова переносит заседание. На душе пусто. Только в кино побеждают хорошие парни. Только в фильмах полицейские честно расследуют преступления.

В своей камере падаю на койку и лежу неподвижно, кажется, целую вечность. Хочется отключиться, но перед глазами снова и снова возникает рожа Ганка, то есть Эстебана Склоуна, и набатом звучит: «Неужели не видно, что он псих».

Мир несправедлив, это известно. Но сознание отказывается мириться с неизбежностью и бьется над неразрешимой задачей: как оправдаться? Как?!

— Ник Райт, к тебе посетитель.

— Кто? — бормочу я.

— Без понятия. А ну встал, быстро!

Конвойный ведет меня по коридору совсем не туда, где находится комната свиданий. К нам присоединяется бородатый индус в гражданском, и мы идем вдоль дверей админкорпуса. Входим в светлый просторный кабинет. За большим столом восседает худая брюнетка лет сорока пяти. Волосы собраны на затылке в пучок, нога закинута за ногу. Сдвинув на кончик носа очки в тонкой оправе, она окидывает меня внимательным взглядом, будто сканирует своими водянистыми светлыми глазами.

Борода придвигает стул, и я присаживаюсь напротив женщины, а он замирает за моей спиной. Пока шли, я не рассмотрел, есть ли у него оружие, но каждой клеткой тела чувствую опасность, исходящую от этого человека. Кажется, что одно неловкое движение, и он свернет мне шею.

Кто эта женщина? Следователь? Очередная родственница убитых Ганком людей?

— Добрый вечер, Николас. Хотя для тебя он вряд ли добрый, конечно.

— А для вас?

— Хорохоришься? — равнодушно уточняет она. — Ну-ну. И ты, и я знаем, в каком ты положении.

Я морщусь:

— Что вам от меня нужно?

Женщина не хочет слышать мой вопрос и продолжает прессинг:

— Два часа назад твоя подруга Кэтти умерла, мы ждали до последнего, теперь у тебя нет возможности оправдаться. Какой, думаешь, срок тебе дадут?

— Сколько не дадут, все мое. Хотите, могу поделиться.

— Дерзость — оружие слабых, Ник. Я бы на твоем месте вела себя умнее.

— Вам повезло, что вы не на моем месте, да?

Она качает головой и без тени иронии отвечает:

— Нет, это не везение, а лишь следствие моих поступков.

Она выглядит как профессор или ученый, но интуиция подсказывает, что женщина еще опаснее Бороды, стоящего за моей спиной.

— Меня зовут Зара.

— Николас Райт. Чего вы от меня хотите? Помочь? Так помогите, если знаете, что я не виновен.

— Я этого точно не знаю, хотя практически уверена, что в данном случае невиновен. Но это лишь мое личное мнение, на судебное решение оно не повлияет. Ты же слышал про закон Джефа Вейера?

Я хмурюсь:

— А кто не слышал…

— Значит, в курсе: подростки с шестнадцати лет приравнены к совершеннолетним по уровню криминальной ответственности. Среди вас, уличной шпаны, о законе знают все. А связано его принятие с тем, что в условиях экономического упадка вас расплодилось слишком много. Крупные районы больших городов захвачены преступностью, на городских окраинах вообще творится хаос…

— Эй, дамочка! — перебиваю я. — Вы чего пришли?

— Я о том, что снисхождение тебе ждать не стоит. Копы на тебя вызверились, следователь тебя лично ненавидит и сделал все, чтобы суд выдал тебе по полной. Плюс у копов отличная возможность закрыть старое дело, групповое убийство, про которое много писали журналисты. Так что будешь сидеть и сидеть, Николас Райт… Если не примешь мое деловое предложение. Есть способ заменить твое заключение. Я предлагаю поработать на меня.

— В смысле? — не понимаю я.

— Предлагаю три месяца поработать на благо науки, и ты свободен.

Это так неожиданно, что я не знаю, как отвечать. Что вообще тут можно сказать? Три месяца против десятков лет в тюрьме… Предложение звучит невероятно!

— Три месяца, — растерянно повторяю я.

— Рассказывать подробнее?

— Ясное дело!

— Нужно поучаствовать в эксперименте. Думаю, когда все закончится, ты сам скажешь мне спасибо. Поверь, ты станешь другим человеком.

— Что. Нужно. Сделать, — повторяю я, чувствуя, как сердце срывается в галоп и жар приливает к щекам. — Какие риски? Что за эксперимент?

На ум приходит лаборатория, тело, распятое на кушетке в окружении вивисекторов со скальпелями. Ну а о чем еще тут думать?

— Тебе в мозг инсталлируют нейросеть. Не дергайся, это не связано с циркулярными пилами, сверлами и прочим в этом роде, никаких фильмов ужасов. Повторяю: инсталляция, а не имплантация, то есть нет прямого физического вмешательства. Дальше — полевые испытания, и в это время мы будем следить за изменениями твоего состояния. Поверь, ты не один такой бесценный, ты даже не в первой десятке. Риск повредиться рассудком минимален, хотя он и есть. У большинства все просто успешно. У подавляющего большинства, — подчеркивает она. — Но не у всех, именно поэтому предложение кажется таким, хм, выгодным. Мы платим этим за риск, понимаешь?