Разочарование в Боге - [24]

Голоса пророков взмывают ввысь, словно звонкое пение жаворонка, когда те описывают Радость, ожидающую за пределами этого мира. В последний день Бог скатает землю, словно старый ковер, и примется ткать ее заново. Волк и ягненок мирно улягутся вместе в поле, и лев будет кротко пастись рядом с волом.

Наступит день, обещает Малахия, и мы заскачем, точно телята, выпущенные из стойла. Не будет ни страха, ни боли, не будут больше умирать младенцы, не упадет ни одна слеза, мир заструится, словно река, промеж народов, войска перекуют мечи на орала. Никто больше не будет жаловаться на скрытость Бога — Его слава наполнит землю, и солнце покажется тусклым перед ней.

Пророки рассматривали человеческую историю не как нечто цельное и завершенное, а как промежуточный период, зазор между Эдемом и новыми небесами, новой землей, которые создаст Господь. Кажется, что наша жизнь вышла из–под контроля — но нет, Бог управляет ею, и однажды Он вновь явит Свою силу[17].

Евреи, оторванные от родины, вновь уведенные в рабство, цеплялись за обещания пророков: явится Избавитель и дарует им мирное будущее. Но проходили десятилетия и даже века, возвышались и рушились империи — Вавилон, Персия, Египет, Греция, Сирия, Рим. Полчища то одной, то другой державы сражались на равнинах Палестины. И вновь очередной господин с легкостью покорял евреев, и они ложились ему под ноги, точно ковер. Порой весь народ оказывался на грани уничтожения.

Но не приходил новый Моисей, чтобы вывести евреев из рабства. Не сводил огненный шар с неба новый Илия, не поднималось нестерпимое сияние над Иерусалимским Храмом. Пока царь Ирод не начал претворять в жизнь свой амбициозный архитектурный проект, здание Храма оставалось недостроенным. Оно стояло напоминанием не о славе, а о позоре.

В конце Ветхого Завета Бог отворачивается от людей. Он давно грозил скрыть от них Свое лицо и наконец так и сделал. Черная тень легла на нашу планету. Наше разочарование в Боге — лишь слабый отголосок того отчаяния, которое испытали двадцать пять веков тому назад евреи, когда Бог повернулся к ним спиной. Сегодня нас могли бы отчасти утешить уроки прошлого. Мы видим определенные «недостатки» слишком большой близости к Богу: Его присутствие, слишком яркое для нашего восприятия, опаляет, создает новую дистанцию и, что хуже всего, даже не подкрепляет нашу веру. Мы способны найти утешение в видении вечной жизни — жизни без слез и боли, жизни где–то в ином измерении, когда мы преобразимся в существа, способные вынести общение с Богом. Но что же сейчас — неужто безвременье? Для нас, как и для евреев, сокрытость Бога — разочарование, неутихающая сердечная боль, неотступно терзающее сомнение.

Четыреста лет отделяют слова Малахии, завершающие Ветхий Завет, от первых строк Матфея, которыми открывается Новый. «Четыреста лет молчания» — так называются эти годы. Всего несколько слов — а за ними огромная эпоха разочарования в Боге. Есть ли Богу дело до нас? Да жив ли Он вообще? Он глух к воплям иудеев. И все же, всему вопреки, они ждут Мессию. У них нет иной надежды.

«Что Мне делать с вами?» — спрашивал Господь, но оказывается, у Него осталось еще одно, последнее средство. Он не добился любви всемогуществом, Он достигнет ее страданием.

Бог плачет с нами, чтобы мы однажды возвеселились вместе с Ним.

Юрген Мольтман

Часть третья Приближение: Сын

13. Самоуничижение [18]

Жил некогда король, полюбивший бедную девушку — так начинается притча Кьеркегора.

Этот король превосходил всех других правителей. Придворные трепетали перед ним. Никто и слова не смел молвить поперек — король обладал достаточной мощью, чтобы сокрушить любого противника. И вот этот могущественный владыка таял от любви к скромной девушке.

Как мог он выразить свою любовь? Парадоксально, но королю мешала его же царская власть. Если он приведет ее во дворец, увенчает ее голову драгоценной короной, облечет ее тело в царскую мантию, она, конечно же, не станет противится ему — противиться ему не посмеет никто. Но будет ли она его любить?

Она скажет, что любит его, несомненно, — но будет ли любить искренне или будет жить в страхе, тайно печалясь о прошлом? Будет ли она счастлива с ним? Как королю узнать об этом?

Если он подъедет к ее лесной хижине на царской карете с вооруженной свитой, под яркими знаменами — это подавит, сокрушит его возлюбленную. Но королю не нужна еще одна трепещущая подданная. Ему нужна жена, то есть равная. Он хотел, чтобы она позабыла, что она лишь бедная девушка, а он — король. Ему хотелось, чтобы взаимная любовь заполнила бездну, раскинувшуюся между ними.

«Ибо только в любви неравный обретает равенство», — говорит Кьеркегор. Король понимал, что не сможет возвысить девушку до себя. Тогда он сам решил сойти с высот своего величия. Он оделся нищим бродягой и пришел в ее домик в старом балахоне. И это не было притворством — король и на самом деле стал другим человеком. Он отказался от трона ради ее руки[19].

В этой притче Кьеркегор выражает ту же идею, которую Павел, говоря об Иисусе Христе, передал так:

Он, будучи образом Божиим,

не почитал хищением