Разоблачение Тисл Тейт - [68]

В ту ночь мне снятся сны Мэриголд. Я снова забираюсь в небо по лестнице огромного небоскреба, все выше и выше. А на самом верху моя мама. Роуз Локвуд Тейт. Мамочка. Мы встречаемся взглядами, и я протягиваю ей руку. Она тянется ко мне. Мы так крепко обнимаемся, что я чувствую ее сердцебиение, ее сердцебиение. Всю ночь я провожу у нее в объятиях.

Я обнимаю ее, пока за окном не восходит солнце.

Восемнадцать

Прошло три месяца. В третий раз она возвращается в потусторонний мир в поисках Колтона в надежде, что все изменится. Что он будет ждать ее в условленном месте с новостями о ее маме. Мэриголд поцеловала на ночь отца, поднялась к себе в спальню и выскользнула из нее сразу после полуночи.

По дороге к старому дому она позвонила Ионе.

– Я еду туда. Хотела пожелать тебе спокойной ночи.

– Ты же вернешься к завтрашнему утру? – спросил он.

– Буду стараться. Не хочу пугать отца, особенно после того, как я убедила его не переезжать. К тому же нельзя, чтобы он снова посадил меня под домашний арест. Не хочу встречаться с тобой украдкой.

– Ты расскажешь Колтону? Ну… о нас?

– Возможно, я даже не увижу его, – ответила она, понизив голос до шепота, когда проходила мимо дома соседей. – Прошло уже три месяца. Может, я никогда…

– Ты не ответила.

– Да. Я ему все расскажу.

ОТРЫВОК ИЗ «ЛИМОНАДНЫХ НЕБЕС»,

КНИГА 2: «МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ»

Я просыпаюсь совершенно разбитой, все кости в моем теле ноют. Кажется, будто я и не ложилась, будто всю ночь на самом деле обнимала маму. Я хочу знать о ней больше. Но услышать это я хочу не от миссис Риззо. Не от Дотти. Мне нужно, чтобы со мной о ней поговорил папа. Я этого заслуживаю. В данный момент он все равно не может дать мне ничего другого. Я совсем не многого прошу.

Если он откажет, что ж, пойду в соседний дом, а еще выкраду ту старую коробку из комнаты, где сейчас живет Миа. Сама соберу все осколки, все обрывки маминой жизни, которые до сих пор существуют на свете. Мама не может сейчас физически быть со мной рядом – гладить по спине, заправлять за ухо прядь, спокойно позволить мне выплакаться, размазывая по ее плечу сопли и слезы. Но все же мне поможет заполнение пробелов. Это как игра «соедини точки». Я хочу составить призрачный силуэт женщины, которая когда-то была моей мамой. Созвездие в форме человека.

– Пап, – произношу я, открывая дверь без стука.

Я ждала ответов на свои вопросы целых четырнадцать лет, но внезапно не могу ждать больше ни секунды. Едва зайдя в комнату, я залпом выпаливаю:

– Сейчас у нас все на самом деле погано. А знаешь, что самое поганое? Хуже грозящих нам судебных разбирательств и потери лучшего друга? То, что у меня нет мамы. Нет мамы, которая обнимала бы меня, говоря, что все хорошо закончится. Ее не просто нет рядом, я даже образ ее в голове нарисовать не могу. Не могу спросить себя: «Что сказала бы мама? Что мама сделала бы на моем месте?» Потому что я понятия не имею. Не имею представления, как мама отреагировала бы в подобной ситуации, а все потому, что ты отказываешься о ней рассказывать. Так нечестно, пап. Ты и так все у меня отнял, но я прошу, пожалуйста, не отнимай у меня маму.

Папа сидит в инвалидном кресле и потрясенно смотрит на меня. Он не отвечает, так что я продолжаю:

– Еще я хочу увидеть содержимое той коробки. Красной коробки с мамиными вещами, старыми письмами и фотографиями. Пусть я ее не знала (уж точно не настолько, насколько ты), я почти уверена: она хотела бы, чтобы я увидела, что осталось после ее смерти. Она хотела бы, чтобы дочь хранила память о ней.

Папа продолжает молчать, но я не отступаю.

– Я хочу узнать и о дне ее смерти. Хочу узнать подробности того, как это случилось. Мне все равно, что тебе тяжело вспоминать. Она была моей мамой. Я хочу знать все – и хорошее, и плохое.

Я подтаскиваю стул ближе к отцу, сажусь рядом с ним, и мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд, которые по ощущениям длятся несколько часов.

– Ладно, – говорит он голосом сломленного, проигравшего человека, но, несмотря на это, в моей душе расцветает надежда. Наконец-то. – Я любил твою маму. Так любил…

Он закрывает глаза, но я ни на секунду не отвожу от него взгляда. Я хочу видеть его выражение лица, хочу прочувствовать все до мелочей.

– И она меня любила. Она любила тебя. Твоя мама любила тебя больше всего на свете. Помни об этом, слушая все, что я расскажу тебе дальше.

«Помни об этом». Я тут же начинаю думать, что такого он сейчас расскажет, что потенциально может стереть это знание, этот, казалось бы, очевидный факт.

– Запомню, – отзываюсь я. Я готова на все, лишь бы он говорил.

– Твоя мама… всегда страдала от клинической депрессии. Для меня это не было секретом уже тогда, когда мы начали встречаться. В тот момент она почти научилась ее контролировать, но в течение долгих лет периоды подъема перемежались с периодами сильного упадка. Какое-то время она не была готова к рождению ребенка, а когда наконец почувствовала такое желание, забеременеть оказалось сложнее, чем мы ожидали. Честно говоря, мы вообще не были уверены, что это когда-то случится. А потом появилась ты, наша чудо-малышка. Но твое рождение… застало ее врасплох. Во время беременности она была на сильном подъеме, была абсолютно уверена, что победила всех своих демонов. Все было хорошо. Просто отлично. Она настроилась на то, чтобы стать самой лучшей мамой на свете. В рекламном агентстве, в котором она работала, мама взяла годовой декретный отпуск, чтобы быть с тобой дома. Но после твоего рождения депрессия снова накрыла ее. И серьезно. По ее словам, сильнее, чем прежде, хотя она долго в этом не признавалась.