Разоблачение Тисл Тейт - [14]

На мне тапочки со Снупи, та самая пижама с атрибутикой квиддича, и макияж смыт, но это все не важно. Я выхожу в холл и вижу, что дверь в папину комнату закрыта и свет не горит. На цыпочках я спускаюсь по лестнице, всего на минутку останавливаюсь у кабинета, чтобы послушать храп Люси. Совершенно жуткий звук: фыр-гыр, фыр-гыр. Иногда она резко тявкает и взвизгивает, пиная ногами воздух. Во сне она снова не более чем счастливый щенок. К храпу я привыкла, но этот щенячий лай всегда меня будил, когда Люси спала у меня в комнате.

Я иду дальше по коридору, мимо кухни. Снимаю с крючка пальто и заворачиваюсь в него.

– Привет, – говорю я, выходя на улицу и тихо закрывая дверь за моей спиной.

Лиам сидит на кирпичной стене, которая разделяет наши дворы, его ноги свешиваются вниз с нашей стороны и болтаются как раз над моей клумбой. На небе сегодня всего лишь тонкий месяц, поэтому на улице совсем темно.

– Как дела?

Я глубоко вдыхаю, стараясь придать лицу подходящее спокойное выражение. Без зеркала ничего точно сказать нельзя, но, скорее всего, у меня ничего не выходит.

– Не спалось, – тихо отвечает он и отталкивается от стены, чтобы встать на ноги, едва не задев мою лаванду. – И я увидел, что у тебя горит свет. Повеселились с издателями?

– Да уж, веселья полные штаны, – говорю я, прогуливаясь по дворику. – Папа предложил мне шампанского! Я отказалась, хотя стереть кое-что из памяти было бы не лишним. Не хочу возненавидеть шампанское точно так же, как я ненавижу яблочную газировку.

Дурацкое воспоминание, я жалею, что напомнила нам обоим о том случае.

– Да. Ну… Я как-нибудь тайно стяну дома бутылочку игристого. Можем тихонько ее тут распить. И тогда каждый раз, распивая шампанское в будущем, ты будешь думать обо мне.

Это звучит очень романтично.

– А еще, – продолжает Лиам, – если тебя тут вырвет прямо в саду, это не сравнится с тем, как дурно тебе было тогда в Диснейленде. После той поездки ничто меня от тебя не отпугнет.

Вроде уже не так романтично.

– Мерзость, – говорю я, мотая головой, но потом смотрю Лиаму прямо в глаза. – Ты напомнил мне о тех записках. Я тебя еще не поблагодарила. Так вот… Спасибо. Я серьезно. Это было самое лучшее в этой поездке.

Он делает шаг мне навстречу, потом еще один, пока не оказывается прямо передо мной. Руки сложены на груди, Лиам дрожит. Сегодня холодная ночь, и я вдруг замечаю, что он тоже в своей пижаме: повидавшие виды треники и незастегнутая толстовка «Филадельфия Филлис», которая надета на футболку с эмблемой детского шоу «Читающая радуга», которой уже как минимум лет десять, и она все еще на него налезает только потому, что мама купила ее ему на вырост, и раньше он в ней тонул, как в платье. Я постоянно ее высмеивала, но Лиам упорно ее надевал, несмотря ни на что. Однажды он даже в магазин в ней пошел, когда мы отправились за замороженным фруктовым соком, и все ради того, чтобы доказать, что футболка его ничуть не смущает. В конце концов, это было его любимое детское шоу, да и футболка была его любимого цвета, неоново-зеленого. Теперь она наконец сидела на нем в обтяжку, то есть ровно так, как нужно.

– Чего ты улыбаешься? – спрашивает он тоже с улыбкой.

– Это отстойная футболка.

– Да? Ну, можно ведь постучать в соседнюю дверь и спросить миссис Риззо, кто из нас прямо сейчас выиграл бы конкурс красоты, как думаешь? Я вот почти уверен, что моя милая винтажная футболка с «Читающей радугой» в любом случае сместит с пьедестала твою убогую фланельку с Гарри Поттером.

Миссис Риззо живет в соседнем доме. Ее нельзя назвать моей поклонницей. Да и вообще, она никого особенно не любит. Конечно, кроме моего отца. Как минимум раз в месяц она заглядывает к нам в своем розовом домашнем халате с вышитыми сине-белыми длиннохвостыми попугаями. Приносит ему полную жестяную коробку песочного печенья в форме птичек. Птички покрыты разноцветной сахарной глазурью. Я это печенье называю «птичьим пометом», хотя ни разу его не пробовала. Кроме этого факта о миссис Риззо можно сказать только то, что она внимательно следит за всем районом, сидя в ярко-желтом шезлонге у себя на крыльце.

– Нам, возможно, даже не придется к ней идти, – говорю я. – Она, скорее всего, сейчас за нами следит из окна своей спальни.

– Трудно поспорить. В таком случае, – отзывается Лиам, – давай внесем пикантность в ее скучную жизнь. Как тебе идея?

Лиам делает еще один шаг ко мне, внимательно рассматривая мое лицо. Он на несколько дюймов меня выше, и теперь ему приходится наклонять голову так, что между нами остается расстояние шириной не более пальца.

– Ой, – шепчу я и внезапно немею, потрясенно глядя на Лиама, как будто не этот момент представлялся мне уже тысячу раз, а может, и миллион.

Как бы я ни мечтала о нем, я на самом деле не очень верила, что он случится. Губы Лиама, мои губы. Так близко. Поцелуй.

Лиам нависает прямо надо мной. Я понимаю, что он ждет следующего шага от меня, чтобы убедиться, что я хочу этого не меньше, чем он сам. И вот я тянусь к нему, прижимаюсь губами к его губам, еще даже не приняв осознанного решения двинуться с места. Мое тело решает все раньше, чем мозг: ВОТ ЭТОТ МОМЕНТ, ТИСЛ. Это твой момент.