Разоблачение Атлантиды - [71]

— Я могу только еще раз извиниться, mi amara. Я не подумал, а был лишь охвачен желанием, как черствый… — И тут поток его извинений и самообвинений прервался, потому что он, наконец, осознал, что полностью обнажен.

Она оглядела его. Начала с головы, потом опустила взгляд на его замечательную грудь, переходящую в плоский живот и шелковистую на вид полоску волос, спускающуюся к … о, Боже. Этот мужчина был замечательно сложен. И если судить по его впечатляющей эрекции, то он очень ее хотел. Она глубоко вздохнула, а потом намеренно облизнула губы, глядя на его пенис.

Она действовала напрямую.

Его возбужденный член дрогнул в ответ на ее провокационное поведение, во всяком случае, она на это надеялась. Это ее воодушевило, потому что она точно не представляла, как именно можно соблазнять.

— Ты пытаешься меня прикончить, верно? — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я тут стараюсь вести себя как джентльмен, поистине героические усилия прилагаю, а ты, кажется, слишком многого от меня ждешь.

Она встала, не обращая внимания, что он отступил еще на шаг, и сама стоически попыталась смотреть только на его лицо

— Но ты кое-чего не понимаешь, ведь в этот раз тебя никто не просит проявлять героизм, — она покраснела, вспомнив о своем поведении утром. — Это только я, Алексиос. Это не какая-то странная реакция на зов вожака, не магия фэйри, только я. Я хочу тебя. А если мы постараемся сделать это спокойнее, нежнее? Мы можем хотя бы попытаться?

Она сглотнула комок в горле, чувствуя себя униженной, что ее жалобный вопрос прозвучал, как мольба. Она уставилась в пол, уверенная, это самая сложная минута в ее жизни. Намного легче было проявлять храбрость, когда на кону стояла только ее жизнь, а сейчас речь идет о ее сердце и гордости.

Он шагнул ближе и занялся ее рубашкой, наклоняясь, чтобы поцеловать ее лоб, подбородок, белую кожу груди, которую он обнажал, расстегивая по одной пуговице.

— Нежнее, — прошептал он между поцелуями. — Думаю, что смогу быть ласковым.

Алексиос услышал, как говорит Грейс, что сможет быть деликатным, хотя все в нем кричало, что это ложь. Как он мог проявить заботу, когда всё, чего он хотел — бросить ее на кровать и войти в ее тело, пока не окажется в ней так глубоко, что коснется членом ее матки? Как он мог быть ласковым, когда он хотел бы привязать ее руки и ноги, а потом касаться ее, кусать, оставить метки от ногтей, рта и зубов на всем ее теле?

Он хотел, нет, жаждал овладеть ею. Поставить на ней свой знак. Сделать ее своей бесспорно и навсегда. И в этом не было никакой нежности.

И тут он услышал призрачный смех, словно она была с ними в одной комнате. Смех Анубизы.

«Значит, я победила, — шептал этот призрак, появившийся из адских воспоминаний. — Я завоевала тебя, тело и душу, и в тебе не осталось ничего целого. Всё испорчено, сломлено, исковеркано».

Он дрожащими пальцами расстегивал пуговицы рубашки Грейс, а потом застыл, не в состоянии продолжать. Что если богиня вампиров предсказывала будущее, а не просто сыпала злобными угрозами, говоря с ним столько лет назад? Что если Алексиос испорчен, сломлен, исковеркан?

Качая головой, в отчаянии пытаясь отрицать это, он начал отступать от Грейс. Милой, храброй Грейс, которая заслуживала большего. Он поднял глаза, наконец, заставив себя встретиться с ней взглядом, чтобы рассказать.

— Грейс, я не могу…

— Перестань много думать, — посоветовала она, улыбаясь тому, что ответила ему его же словами. Потом она стала серьезной. — После всего, что тут случилось, — после гибели наших людей… ты мне нужен, Алексиос. Мне нужно твое тепло, чтобы я опять смогла почувствовать себя живой. Я хочу рискнуть, чего я прежде никогда не делала, и признаться — ты мне небезразличен.

Она положила руки ему на грудь и, вздохнув, подвинулась ближе к нему.

— Я знаю, что ты уйдешь, что тебе придется вернуться назад в Атлантиду, чтобы заняться важными воинскими делами и спасать мир. Я знаю, что ты будешь жить очень долго, а вот я — смертна. Я всегда размышляла, что думала Лоис Лейн[19], черт побери? Но теперь, только на сегодня, мне нужно ощутить тебя рядом со мной.

Его резкое лицо смягчилось, когда она, робко улыбаясь, посмотрела на него.

— Я думаю, что могу взять отпуск от «спасения мира», чтобы быть с тобой.

Алексиос на мгновение закрыл глаза, а потом протянул к Грейс руку. На ладони лежал один из его кинжалов.

— А взамен я прошу тебя об одной услуге. Если я стану опасен для тебя, ты должна пообещать, что используешь вот это оружие.

Он раскрыла рот:

— Ты смеешься? Ты хочешь, чтобы я пообещала? Ударить тебя ножом? Ух, ты. Алексиос, ты знаешь, как создать подходящее настроение.

Он положил кинжал на прикроватный столик и снова повернулся к ней, схватив руками края ее наполовину расстегнутой рубашки.

— Ты хочешь, чтобы я создал настроение? — в свете лампы она увидела, что он улыбнулся, как настоящий хищник. — Смотри.

Сказав это, он разорвал рубашку, и пуговицы посыпались во все стороны. Он встал на колени перед ней, стараясь не тревожить ее забинтованный бок, обхватил ее груди ладонями и вжался лицом между ними. Она гладила его по шелковистым волосам и старалась дышать ровно. Но потом он повернул голову, поймал ртом сосок и стал страстно посасывать, прямо через кружево лифчика. И тут ее колени подогнулись. Он обхватил ее попку своими крупными ладонями и удержал на месте, продолжая лизать ее сосок, пока Грейс не стала задыхаться, лишь потом обратив внимание на вторую грудь.