Разными глазами - [6]

С коммунистическим приветом,

Жданов

VII

Советская служащая, машинистка, Евгения Петровна Вальященко — сослуживице Гладышевой в Москву

Деревня Кореиз, 17 мая

Ну, милуха, я до того загорела и раздобрела здесь, что меня не узнаешь. Совершенная арапка. И с ужасом думаю о том, что мне придется снова возвращаться в Москву, садиться за свою машинку и видеть перед собой ежедневно вислоухого.

Дни бегут чертовски быстро. А с каждым днем все новые знакомства — так много любопытного! Я сняла комнатку за пятнадцать рублей в месяц у извозчика-татарина — он очень веселый, вечно скалит зубы, и жена у него тоже очень веселая, в комнате чисто, в саду созревают черешни. Окна мои выходят в сад: просыпаюсь в шесть часов утра — и прямо через окно в сад — умываться, вытираюсь и смотрю на Ай-Петри — он передо мной. Пью молоко из-под коровы парное. В детстве терпеть его не могла, а теперь обожаю.

Наша деревня рядом с Ай-Джином, бывшим имением Николая Михайловича. В его дворце теперь дом отдыха союза металлистов, а в дальних флигелях — совхоз. Там сдаются комнаты частным лицам — там же я столуюсь у моей приятельницы — Сонечки Перовой. Она замужем за бывшим заведующим винным складом — муж ее в отъезде,— она дает обеды. У нее целая история тут вышла, настоящий роман, только об этом после.

В нее влюбился теперешний заведующий — очень красивый, Игорь Константинович, из бывших,— ты понимаешь? Об этом все говорят. Она его ревнует. Он пропадает у нее целыми днями. Я их должна мирить ежедневно. Это тоже очень весело!

Сонечка мне о нем рассказывает — я даже и не знала, что есть такие мужчины… Только об этом после.

Представь себе, он… Нет, я тебе этого не расскажу.

Мы с ним подружились, конечно, без всяких ухаживаний. По-товарищески. Каждый вечер пьем вино — он носит очень хорошее из своих подвалов. Учил меня целоваться — одним языком…

Днем после обеда все спят, называется «мертвый час» — отвратительное время. Я валяюсь и читаю Данилевского ^{6} из библиотеки. А после чаю, в четыре часа, иду в «Кириле» на теннис. Там у меня тоже завелись знакомые, все интеллигентные люди. Со мной играют две барышни — врач и агроном, они из новых, обе некрасивые, но ничего — славные, все время смеются. Четвертый партнер — Сандовский, знаешь, наш — член правления. Есть еще три-четыре из молодежи, а остальные все почтенные, седовласые старцы. Надо их только видеть, когда они гуляют или на пляже! Моцион двухсотлетних.

Да! Еще тут живет писатель Пороша. Слыхала, должно быть, из «попутчиков»? ^{7} Я его не читала — понять ничего нельзя, но он знаменитый и очень забавный. Такой белесый, в круглых очках. Мы с ним встретились в парке. Он остановился передо мной и говорит:

— Вам, конечно, не скучно?

Я засмеялась и отвечаю:

— Нет, не скучно.

— А мне скучно,— говорит,— пойдем вместе гулять.

Так и познакомились. Про детство свое рассказывал — чуть от хохота не умерла.

— Очень я тогда врать любил,— говорит.

— А теперь нет?

— И теперь люблю.

С ним уютно. Третьего дня вечером читал он свой новый рассказ, все слушали за большим столом на веранде.

Только я не слушала, потому что в это время пришел Тесьминов, музыкант, со своей дамой, Марией Васильевной. Они живут в Ай-Джине вместе, это тоже целая история.

Марья Васильевна — жена какого-то профессора, у нее два сына, одному девять, другому одиннадцать. Приехала она две недели тому назад, заняла в совхозе комнаты, а обедает у Сонечки.

Представь себе женщину лет под сорок, с маленькими черными глазками, вздернутым носом, с поджатыми губами, с нечистым цветом кожи, напудренную, небольшого роста, всегда одетую очень ярко — словом, «молью траченную», по выражению Кирюшки. Говорит очень быстро и всегда, понимаешь, впечатление, точно немного выпивши. Мальчишки у нее настоящие хулиганы, все время ревут и дерутся. Но она за ними не смотрит.

И вот пять дней тому назад является сюда этот Тесьминов, известный музыкант,— ему на вид не больше двадцати восьми лет. Веселый, стройный, бритый, в тюбетейке, курит трубку — похож на итальянца. Ему отвели в «Кириле» комнату, а он на другой день забрал вещи и переселился в совхоз, к этой Марье Васильевне — рядом. Даже есть перестал ходить в «Кириле». И все время с ней вместе. Мальчишки его дядей Колей зовут. Я у них спрашивала, кто он,— они говорят «мамин приятель». Как это тебе нравится?

На людях они на «вы», но я сама слышала, как она его называла «ты» и «Николушка».

А муж ей, что ни день, то письма, то телеграммы шлет. Я только и жду какого-нибудь скандала. Что они любовники — это ясно! Не понимаю одного — где у него глаза. Выбрал тоже! Ни на шаг его от себя не отпускает — прямо досадно, а с ним, должно быть, превесело! Он может! Наша компания решила уже разыграть его — воображаю, эта Марья Васильевна разозлится! И поделом — лучше бы за мальчишками смотрела, чем романы заводить.

Вчера вижу — идут по царской тропе, об руку — она ему все что-то говорит, говорит, а он только головой качает. Дураки эти мужчины, надо отдать справедливость.

Ну, пока! Целую тебя —

Женя

P. S. Придется на это письмо две марки клеить — ты, дура, чувствуй!

VIII